Черные псы пустыни
Шрифт:
Ламех улыбнулся.
— Когда я еще малышом был, мне нравилось ходить с матерью на рынок. Она молоко покупала… Я думал, что мы богачи.
— Вот видишь! — Джаред хлопнул Ламеха по плечу. — Труд сделал тебя таким, каков ты сейчас. А ты вовсе не так уж плох, скажу я тебе.
— Откуда ты знаешь моих родителей?
— По правде говоря, я с ними не встречался. Но когда Ада сказала, что вы собираетесь сыграть свадьбу… Я, скажем так, поинтересовался. Да-да, чего ты глаза вылупил?
— Ш-ш-ш… — зашипела Ада. — Тихо! Сглазишь!
— Давно? — не отставал Джаред.
— Да уж не один месяц. — Она улыбнулась. — Мальчик, наверное. Бушует уже, точно как Агассеир.
— Хочу дать ему имя Утнапиштим, в честь отца. Аде больше нравится имя Ной.
— Ной, — повторил Джаред. — Хорошее имя.
— Мы еще не решили, — пробормотал Ламех. Ада сжала его руку. Джаред иногда позволял себе пренебрегать ее мужем. Ламех не жаловался, но Ада чувствовала, что он обижен.
— Давайте-ка быстро к столу, — опомнился Джаред, — пока эти разбойники его не очистили. Собственно, в кухне всегда еще что-нибудь найдется. Когда воров приглашаешь, будь готов, что они не только в живот положат, но и в карман. Привычка такая.
Ламех поблагодарил хозяина и повел жену к столу. Воры потеснились, уступая удобное место.
День клонился к вечеру, солнце через дымовые отверстия освещало восточную стену, зал заполнялся. Были здесь воры и проститутки, но пришли также городские богачи и иные влиятельные персоны. Ада не всех знала в лицо.
Вот Изин и Ячменное Зерно, вот Ниппур и новый верховный жрец храма Молоха… «Кажется, его зовут Шамаш», — вспомнила Ада. Приплелись даже старики-жрецы храма Создателя. Чувствовали они себя вне стен своего прибежища неуютно.
Ламех оживленно беседовал с людьми помоложе. Они вспоминали о довоенном Кан-Пураме. Аде эти разговоры быстро наскучили, и она отошла к Ячменному Зерну. Его неразговорчивость как раз соответствовала ее теперешнему настроению. Вскоре к ним приблизился Джаред и обнял Аду за плечи.
— Развлекаетесь?
— Да, — откликнулась Ада.
Ячменное Зерно кивнул, не раскрывая рта.
— Вот вруны, — засмеялся Джаред. — Помнишь, когда я впервые обнял тебя?
— Перед битвой. — Ада посмотрела на Яшмана. — Извини, Ячмень, ты мне тогда очень не нравился.
— Ничего страшного, — успокоил ее Ячменное Зерно. Он постарел. Углубились морщины вокруг здорового глаза. Мышцы уже утратили былую выносливость. Только шрам выглядел по-прежнему.
Джаред наклонился к уху Ады.
— Я сейчас речь скажу. И хотел бы, чтобы ты была рядом.
— Зачем?
—
Он указал на возвышение, где стояли два кресла.
— Как ты думаешь, Ламех не будет возражать?
— Конечно, будет, — ответил Ада. — Но это неважно.
— Вот и молодец, хорошая девочка.
Джаред провел ее к возвышению и усадил в кресло. У ног Ады лежала подушка. Поставить на нее ноги или отшвырнуть в сторону? Ада решила не обращать на подушку внимания.
Джаред уселся рядом, и шум стих.
— Присядьте, дорогие мои, я вам хочу кое-что поведать. — Он указал на сиденья. — К сожалению, всем места не хватит. Молодежи придется постоять.
Народ принялся рассаживаться. Джаред терпеливо ждал.
— Вы, конечно, спросите, когда начнется игра, — наконец произнес он. — Видят боги, я вас не разочарую. Скоро появятся столы, Никал зальет нас пивом, — он указал на красноносого старика. — Утром у вас будет шуметь в головах.
Воры встретили последнюю фразу приветственными возгласами. Из-за двери тоже послышался шум. В зал вошел Мелеш. На одном плече у него восседал Агассеир, на другом Ева. Дети громко хохотали. Мелеш ссадил малышей на пол, они тут же понеслись к матери.
— Мама, мама, — кричала Ева. — Там так интересно!
— Мелеш нам показал костер! — вторил ей Агассеир. — Мелеш сказал, там двадцать Андеров, все намазаны маслом, чтобы шипели и трещали.
— А сколько там у Джареда игрушек! — восторгалась Ева. — Человечки, козочки, обезьянки…
— Тихо, тихо, успокойтесь, — шептала детям Ада. Джаред только улыбался, прислушиваясь к детской болтовне. Так же улыбался и Ламех, устроившийся неподалеку. Единственным, кто чувствовал себя не в своей тарелке, оказался Изин. Ему не в радость были эти игры со сжиганием Андеров. Жрецу Каллы казалось, что он уселся на куст крапивы.
Дети успокоились и устроились на подушке у ног матери. Ева замурлыкала под нос какую-то песенку, а Агассеир перемигивался с ворами.
Джаред взъерошил мальчику волосы и посерьезнел.
— Я оставляю Кан-Пурам навсегда, — заявил он.
По залу прокатился ропот. Послышались недоуменные возгласы. Джаред выждал, пока шум стихнет, и продолжил:
— Этим утром, как и в каждый День Андера после войны, из темницы извлекли троих пленных нифилимов и пытали их. Вы знаете, что с ними случилось, и я знаю, хотя я там не был. Конечно, многие считают, что они получили по заслугам. Может быть, так оно и есть. Но мне от этого не легче. — Джаред взял руку Ады. — Некоторые из нас сами пережили пытки. Некоторые жаждут мщения. Я не хочу иметь к этому никакого отношения.