Черные волки, или Важняк под прицелом
Шрифт:
— Готовы попробовать еще раз? — поинтересовался Константин Дмитриевич.
— Да, — прошелестел губами Алферов.
— Пожалуйста, следующие! — громко приказал Меркулов.
В кабинет вошла следующая пятерка людей в оранжевых костюмах. Одним из них был Вертайло. Меркулов обратился к Алферову:
— Посмотрите, пожалуйста, внимательно. Вы видели кого-нибудь из них первого августа?
Алферов поднял голову и робко взглянул на вошедших. Внезапно веки его дрогнули, и он слегка привстал со стула. Алферов вытянул руку
— Он… Да, это был он. Меркулов прищурился.
— Вы уверены?
Алферов кивнул:
— Да.
— Спасибо, Павел. — Меркулов удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Все свободны, кроме Вертайло.
Мужчины вышли из кабинета. Офицер военной прокуратуры увел сержанта Алферова. Конвойные снова надели на Вертайло наручники.
— Ну? — сказал ему Меркулов, разглядывая его в холодный прищур. — Ты будешь рассказывать?
Вертайло коротко, по-волчьи, зыркнул на него глазами.
— Второе покушение вы мне не пришьете, — злобно проговорил он. — Я ничего не знаю про эту больницу. Он… — Вертайло показал пальцем на Плетнева. — Он видел меня в то утро в деревне.
Меркулов пожал плечами:
— Это не мешало тебе нанять убийцу. Кто это был?
Глаза Вертайло сверкнули. Он весь подался вперед, словно хотел вгрызться зубами Меркулову в горло.
— Никого не было! — взвизгнул Вертайло. — Я никого не нанимал! — Он перевел дух и хрипло добавил: — Не мое это дело. Не мое, ясно?
Часть пятая «Акция»
1
— Такие дела, — закончил рассказ Плетнев, едва поспевая за Турецким, хотя тот и шел по коридору больницы, опираясь на трость. — Надеюсь, с Ириной Генриховной и Васькой все будет в порядке. По крайней мере, в Малаховке они под надежной охраной. Это мой друг, и я отвечаю за него, как за самого себя.
— Хорошо, — сказал Александр Борисович. — Пришло время разобраться с этими «черными шакалами».
Плетнев на это ничего не сказал, но лицо его исказила такая гримаса злости, что даже Турецкому, глянувшему на коллегу мельком, стало слегка не по себе.
— А насчет Вертайло не переживай, — сказал Турецкий. — Подумай сам: с какой стати ему признаваться? От первого покушения Вертайло не отмажется — все на него показывает.
— А если свалит на аффект?
Турецкий качнул головой:
— Не думаю, что прокатит. Хотя попытаться, конечно, может. Мол, отомстить хотел за то, что он из-за генерала в тюрьму пошел.
— А что, это довод, — заметил Плетнев.
— Или вообще под психа закосить, — продолжил Александр Борисович и внезапно осекся. — Извини, старик.
— Ничего.
На скулах Плетнева заиграли желваки, вокруг рта прорезались две горькие складки. Слишком свежим было воспоминание о гибели жены и о последующей расправе, которую устроил мерзавцам за ее смерть Плетнев.
— И получит он, максимум, пять лет, — продолжил Александр Борисович. — А второе покушение — это уже рецидив. Не меньше пятнадцати… И никаким состоянием аффекта не прикроешься.
Он снова покосился на Плетнева, но ничего не сказал.
— Так-то оно так, — задумчиво проговорил Плетнев. — Только я вот чего не пойму. Вертайло тщательно подготовился к покушению, стрелял из своего бесшумного углепластикового оружия — несмотря на то что это было на улице. А второе покушение доверил какому-то дилетанту. Который мало того что не выполнил задание, так еще и стрелял из громогласного «Стечкина» без глушителя.
Некоторое время Турецкий молчал. Затем неожиданно остановился, да так, что Плетнев чуть на него не налетел.
— Что? — спросил Плетнев слегка обескураженно. Турецкий посмотрел на него и поднял палец.
— Он торопился со вторым покушением, хотел успеть прикончить генерала Свентицкого, пока тот лежит без сознания.
— Может быть, и так, — без особой уверенности в голосе проговорил Плетнев.
— Тебе это кажется неубедительным?
— Я не знаю, — честно признался Плетнев. — А что с сержантом теперь будет?
— С Алферовым-то? Да ничего с ним не будет. Прощения у него, конечно, никто просить не станет. Посадят на губу за самоволку и отпустят. Вижу, тебе это не по душе?
— Да как сказать… Если он не виноват, то, конечно, пусть гуляет. А что, если допустить, что он… — Плетнев замялся. — Ну, что есть хоть один процент вероятности, что он в этом замешан?
— Да хоть два, — сказал Турецкий. — Нет улик и доказательств — нет вины.
Беседуя, Турецкий и Плетнев подошли к палате, в которой лежал генерал Свентицкий.
Дежурный офицер у двери палаты узнал их и, пожав сыщикам руки, впустил внутрь — без особого, впрочем, энтузиазма.
Войдя в палату, Турецкий остался стоять у двери, а Плетнев прошел к высокой белой кровати, на которой лежал, выпростав руки на одеяло, генерал Свентицкий. Выглядел он неплохо. Лицо по-прежнему был осунувшимся, но кожа уже не была такой пергаментно-желтой, как в прежние дни. Судя по всему, кризис миновал, и здоровье генерала постепенно шло на поправку.
Остановившись возле кровати, Плетнев вскинул руку к виску и браво произнес:
— Здравия желаю, товарищ генерал. Рад, что вы поправляетесь.
Свентицкий улыбнулся:
— Привет, Антон. Да, вроде снова становлюсь человеком.
— А до сих пор кем были? — шутливо поинтересовался Плетнев.
— Мумией, — в тон ему ответил Свентицкий.
— Что ж, для мумии вы выглядели совсем неплохо, — пошутил Плетнев.
Генерал засмеялся, но затем внезапно закашлялся. Лицо Плетнева встревоженно вздрогнуло, но Свентицкий, заметив его тревогу, сделал рукой успокаивающий жест, словно говорил — «ничего страшного, это со мной бывает».