Черные волшебники
Шрифт:
Генна повернулась на юг и ее тело начало терять очертания. Она стала уменьшаться, а коричневое платье превратилось в желтые перья, вместо рук появились крылья, а вместо носа – клюв. Гладкая голова, которая уже даже отдаленно не напоминала человеческую, повернулась, чтобы на прощанье посмотреть на Робин, и в маленьких птичьих глазах молодая друида прочла благословение. Затем могучие крылья рассекли воздух, и великолепный орел – Генна Мунсингер – стал быстро набирать высоту. Сделав круг над рощей, орел вскоре скрылся из виду.
День клонился к вечеру, и мрачное предчувствие беды все сильнее охватывало Робин, лишая ее радости, которую она обычно испытывала, работая в роще. Сначала она думала, что ощущение беды вызвано опасностью, нависшей над долиной Мурлок, – и действительно, это ее беспокоило. Однако, все чаще она ловила себя на том, что думает о Тристане.
И мысли, которые раньше доставляли ей удовольствие, сейчас лишь усиливали тревогу. Чем больше Робин думала о принце, тем тверже становилась ее уверенность, что ему грозит смертельная опасность.
Девушке пришлось бороться с искушением бросить все и помчаться ему на помощь. Впрочем, даже если бы она и знала, где сейчас находится Тристан, – а она была уверена, что он где-то далеко от Корвелла, – Робин не могла обмануть доверие Богини. И снова, скрепя сердце, она принималась за работу.
Но почему-то сегодня все, чтобы она ни делала, казалось ей совершенно бессмысленным и ненужным.
Потом она почувствовала, как на рощу спустилось умиротворение. Щебетание птиц, рычание хищников – все стихло. Нечто вошло в рощу, могущественное и в то же время внушавшее спокойствие. Робин быстро пошла между дубами, а потом, не выдержав, побежала. Она уже знала, кого увидит на залитой вечерним солнцем поляне. Ей показалось, что слабая улыбка появилась на его лице, когда молодая друида, закричав от радости, обхватила его крутую шею.
Улыбка была, конечно, только в воображении Робин, потому что, хотя Камеринн тоже был ужасно рад встрече, улыбаться он не умел.
Сильный ветер неизменно дул на север, поднимая тяжелые серые волны. Тэвиш упорно боролась с ветром, часто меняя курс, однако ее продвижение в сторону Корвелла все равно было слишком медленным.
В сотый раз усомнилась она в правильности принятого решения. В конце концов, напомнила себе Тэвиш, что она могла предпринять для спасения принца? Что ни говори, а стратег из нее никудышный: она никогда бы не смогла устроить Тристану побег из укрепленного замка, который охранялся большим отрядом всадников.
Единственное место, где она могла рассчитывать на помощь, была родина принца. Тэвиш не знала, какую помощь лорды Корвелла смогут ей оказать, но больше ей было не к кому обратиться.
А ветер дул все сильнее, громоздя серые волны друг на друга.
– Положите его сюда, – сказал маленький священник, отодвинув висевший на стене ковер, за которым оказалась небольшая комната. В комнате была лишь узкая кровать, но Дарус и Полдо радовались, что смогут, наконец, уложить Тристана в постель. Понтсвейн остался у входа на страже и всматривался в темную полоску уходящей вдаль дороги.
Священник побежал обратно к двери часовни, и увидел, что дорога, по-прежнему, пуста. Стояла ночь, до рассвета оставалось несколько часов.
– Кован! – позвал он. – Иди сюда!
Мгновение спустя из алькова вылез парнишка лет пятнадцати, зевая и потирая глаза. Он с любопытством посмотрел на незнакомцев, и его глаза округлились, когда он увидел залитого кровью бледного принца, неподвижно лежащего на постели.
– Присмотри за лошадьми, сынок, – скомандовал священник. Кован торопливо выскочил из часовни, а его отец повернулся к незваным гостям.
– Меня зовут Патриарх Трэвор, священник Богини Чантэа, – сказал он, быстро подходя к Тристану. Он двигался легко и уверенно. Положив одну руку принцу на лоб, другой он взял его за запястье.
– Он очень близок к смерти. Еще несколько миль на лошади, и ему бы уже ничто не помогло.
Патриарх закрыл глаза, не убирая руки со лба принца и продолжая держать его за запястье. Около минуты он что-то негромко шептал, наверное, слова молитвы.
Казалось, принца окружило теплое сияние, и сердце Даруса наполнилось таким благоговением, что ему захотелось преклонить колени, но он упрямо боролся с этим желанием и, глядя в упор на священника, зачарованно следил, как тот творит заклинание, которое должно было вернуть Тристана к жизни.
– Чантэа, – произнес священник торжественно. Тристан поморщился и начал метаться на узкой кровати. Неожиданно изо рта принца прямо на священника брызнул фонтан алой крови, Трэвор не обратил на это ни малейшего внимания, а рука Даруса легла на рукоять меча: он очень боялся за принца. Однако священник поднял руку, словно хотел успокоить калишита, и тот действительно, убрал руку с меча.
Тристан стонал и метался на кровати, вот он открыл глаза, но зрачков не было видно. Трэвор снова что-то прошептал, и сияние вокруг принца стало ярче, а потом исчезло.
Когда священник, наконец, открыл глаза, Тристан уже ровно и спокойно дышал. Очень медленно у него начали розоветь щеки.
– Он заснул, – объяснил священник. – А теперь давайте поговорим.
Дарус и Полдо последовали за ним в маленькую комнатку, где Трэвор достал из буфета бутылку вина и жестом предложил им сесть за небольшой стол.
– Вы убегаете, – сказал он, – но от чего?
Полдо и Дарус обменялись взглядами, удивленные тем, что вопрос был задан прямо, без обиняков. Наконец карлик заговорил:
– Великаны Высокого Короля арестовали при… хм… моего друга по ложному обвинению. Мы помогли ему убежать, но он был ранен.
– Великаны из Алой Гвардии! – сердито проворчал патриарх. – Банда продажных мерзавцев! – Увидев удивление на лицах Полдо и Даруса, он объяснил: – Гвардия – еще одно несчастье, которое свалилось на нашу землю. Мы наблюдали, как они прошли через Грейди, – это наш городок. Несколько дней назад, когда я увидел, что люди в страхе попрятались по домам и боялись высунуть нос, у меня сердце чуть не разорвалось. Ведь это войска их короля! Я вас спрашиваю, что же это за король, если он наводит такой ужас на своих подданных?