Чёрный ангел

Клюева Варвара

– Боже, но почему?! У Эжена, конечно, вид немного инфернальный, но он вполне приятный парень. Несчастный только. Его жена бросила, а он - однолюб. Третий год в депрессии. Зачем ему понадобилось убивать этого качка? А Ирен? Он к ней всегда хорошо относился... И она к нему. Рассудком он, что ли, повредился?

Зазвонил телефон. Надежда сняла трубку.

– Да?

– Простите, можно Эдуарда к телефону?
– спросил женский голос.

Надежда часто шутила, что могла бы выжить и без разума, за счет одних инстинктов. Они срабатывали у нее молниеносно, гораздо быстрее, чем включалась мысль. Вот и сейчас, она еще не успела осознать, что означает этот звонок,

когда услышала собственный равнодушный голос:

– Вы ошиблись номером.

И только потом, уже нажав на рычаг, почувствовала, как кровь отливает от лица.

– Эдик, ты говорил кому-нибудь, где тебя искать?

– Нет. Я вообще никому не сказал, что собираюсь скрываться. Жена в отъезде, родители тоже. Думал позвонить своим девочкам на работу, но так и не позвонил. Что бы я им сказал? А что, это меня спрашивали? Не может быть. Наверное, действительно ошиблись номером.

– Думаешь?
– спросила Надежда с сомнением.
– Вот что. Позвони-ка сейчас кому-нибудь из своих хороших знакомых, лучше - не связанных с работой, и спроси, не интересовался ли тобой кто-нибудь.

Эдик хмыкнул, но достал из кармана записную книжку и придвинул к себе аппарат.

– Алло, Женька? Привет, это Эдик... Что?.. Дама, говоришь? Нет, понятия не имею... Да, странно... Извини, я тебе попозже перезвоню.
– Он положил трубку и затравленно посмотрел на Надежду.
– Чертовщина какая-то! Откуда убийца - Эжен или кто угодно другой - может знать телефонные номера моих друзей? Твой, Женькин? С тобой мы целую вечность не виделись и не разговаривали, с Женькой я два раза в год езжу на рыбалку...

– Записная книжка, - подсказала Елизавета.

И Надя, и Эдик вздрогнули - они совершенно забыли о ее присутствии.

– Но записная книжка при мне, - медленно произнес Эдик.
– Не мог же он скопировать ее заранее, он же не знал, что я планирую исчезнуть!

– Она у тебя единственная?
– спросила Надежда.

– Дома есть другая, стационарная. Ты хочешь сказать, что он влез в мою квартиру?

– Не исключено.

Эдик криво усмехнулся.

– Ни фига себе целеустремленность! Вот это, я понимаю, жажда убивать! Нет, он точно псих. А баба откуда взялась? Маньяк с сообщницей - это что-то новенькое.

– Баба может ни о чем не догадываться. Мало ли под каким предлогом он попросил ее помочь!

– И что мы теперь будем делать? Не ровен час, этот одержимый по квартирам пойдет, станет соседей расспрашивать, подслушивать под дверью со стетоскопом.

– Мы должны перейти в наступление!
– бесстрашно заявила Лиска.
– Давайте сами подстережем вашего Эжена, скрутим его и поговорим начистоту.

– Вообще-то, мысль интересная, - одобрила Надежда.
– Если застичь его врасплох, то вполне можно скрутить. Особенно вдвоем; втроем, к сожалению, не получится - кому-то из нас придется остаться с Мишуткой. Но вот на похороны я вас завтра не пущу. Иначе неизвестно, кто кого застигнет врасплох. Он наверняка будет вас там поджидать.

16

Разумеется, из-за этих самых похорон они проспорили полночи. Надежда убеждала, урезонивала, заклинала, кричала и даже всплакнула под конец. Эдик, со своей стороны, устроил целое драматическое представление. Другая на ее месте десять раз почувствовала бы себя трусливой подлой тварью, подзуживающей благородных героев плюнуть на честь и верность живота ради, и отступила бы, но Надя только воодушевилась: раз в ход пошли котурны, стало быть, рана, вызванная утратой Ирен, не смертельна. Накануне, например, Эдик не играл - слишком уж жалким и некрасивым выглядело его горе.

А когда горе выглядит жалким и некрасивым, это значит, что оно всепоглощающее, что у человека просто не остается сил и желания думать, как он выглядит в глазах других. В случае Эдика это тревожнейший симптом, сравнимый разве что с появлением трупных пятен. И когда он, завернувшись в тогу благородного негодования, наэлектризовал атмосферу до появления эльмовых огней, у Надежды настолько отлегло от сердца, что она исполнила свою партию едва ли не с большим блеском, чем сам маэстро. Елизавета только хлопала своими серыми глазищами, на них глядючи. Но в конце концов именно она произнесла решающее слово, и это слово, к Надиному удовлетворению, склонило чашу весов к здравому смыслу.

– Знаешь, Эдик, когда умерла Анна Сергеевна, Таська - тогда еще Таська, не Ирен - не хотела идти на похороны. Я ее чуть ли не силой заставила. Помню, она говорила: "Моя мама где угодно, только не в этой напомаженной ледышке". Мне тогда ее слова чуть ли не кощунством показались, а сейчас я ее понимаю. Тася у меня здесь. И здесь.
– Лиска коснулась сначала груди, потом виска.
– А там, она неопределенно махнула рукой, - произведение морговских визажистов. Оно даже не похоже будет на Ирен. Я собиралась на похороны только из чувства долга. Из чувства долга перед Ирен, перед ее памятью. Но, если бы мы могли спросить ее саму, она поддержала бы Надю. И весьма энергично. Мне кажется, я даже голос ее слышу.
– И она произнесла неожиданно низко, с хрипотцой: "С ума сошли, братцы-кролики? Только попробуйте у меня! Надо же - подставлять свои глупые головы под пули благопристойности ради!"

Судя по тому, как дернулось лицо Эдика, имитация была убедительной. Надежда поспешила закрепить преимущество.

– Мы же не станем ей перечить, правда?

Вот так и вышло, что в пятницу они вместо кладбища отправились к Эжену устраивать засаду. То есть отправились Эдик с Надеждой, а Елизавета осталась дома присматривать за Мишуткой и выполнять роль страхового полиса. Нельзя сказать, что такое распределение ролей ее обрадовало, но здравый смысл, безусловно, был Лискиной сильной стороной, поэтому она не спорила.

План операции принадлежал Эдику.

– По-моему, устраивать западню лучше в логове зверя, - решил он.
– Эффект неожиданности сильнее. Там мы уж точно застигнем его врасплох. Эжен снимает комнату у двух алкоголиков. Жуткая берлога, но ему плевать. После развода ему на все плевать. За бутылку водки хозяева примут нас с распростертыми объятиями, а двумя мы их загипнотизируем, словно факир ученую кобру. С рук будут есть. Эжен непременно поедет и на похороны, и на поминки. Если он убийца, то караулить нас, если нет, то из доброго отношения к Ирен. А дальше - трезвым с поминок не уедешь, это будет выглядеть слишком вызывающе. Стало быть, Эжен вернется домой подшофе. Мы приедем заранее, подружимся с алкашами и возьмем его тепленьким. Скрутим вмиг, он и пикнуть не успеет.

Первая фаза операции прошла без сучка, без задоринки. При виде литровой бутыли "Абсолюта" у супругов-алкоголиков в зобу дыханье сперло. А когда отпустило, они моментально сервировали стол - алюминиевые приборы, граненые стаканы, две банки кильки в томате, черствый ржаной хлеб.

– Женечка скоро придет, - сипло щебетала неопрятная хозяйка с опухшим лицом и плотоядно облизывалась на бутылку.
– Вы пока посидите с нами, закусите чем бог послал.

– Чего ты привязалась, Любаня?
– фальшиво протестовал супруг.
– С таким горючим наша закусь не конает. Может, Женька их черной икрой будет кормить...