Черный ангел
Шрифт:
Участковый и Петухов первыми достигают порога гостиной комнаты, замирают как по команде, зеленеют рожами и, зажав рты и толкаясь, бегут в сторону туалета, откуда сразу же слышаться звуки отторжения из желудков всего того, что было ими сожрано за завтраком. Наступает очередь Жулина и моя. Наученный примером предшественников, я осторожно заглядываю в комнату только одним правым глазом и тут же начинаю испытывать жгучее желание последовать за участковым и молодым опером. Я смотрю на Сашу. Он сдерживается, но кожа на его лице приобретает ровный серый цвет придорожной пыли в засушливое лето. Скорее
— Ни хрена себе подарок, — шепчет капитан. — Вот тебе и вступил в должность.
Я поворачиваюсь к стоящему сзади Сапеге. Он еще пока самый румяный среди нас. Как колобок.
— А ну-ка, прапор, глянь, — говорю я, уступая прапорщику свое место, — это твой хозяин?
— Не знаю, — еле слышно после увиденного отвечает Сапега и, покачиваясь на ватных ногах, порывается удалится, но Жулин задерживает его и на всякий случай поддерживает за ворот куртки, чтобы тот ненароком не плюхнулся, как коровья лепешка на пол прихожей.
— Ну что там у вас? — орут с лестничной площадки эксперты-криминалисты, которым не терпится побыстрее слинять в лабораторию к своим колбочкам и пробирочкам, пинцетикам и скальпелечкам.
— Не у нас, а у вас, — поправляю я их. — У вас еще один труп, поэтому распаковывайте свои саквояжи и заходите на второй круг. Вам будет над чем покумекать. Это не просто труп, а салат из трупа.
— Труп, порезанный на салат?! — оживляется Головин. — Это интересно! Солнечный зайчик на сером фоне обыденности и рутины! А то, знаете ли, надоели уже все эти однообразные расстрелы из автоматов, контрольные выстрелы в лоб, зарезания кухонными ножами, зарубания топорами. Совсем у людей фантазия перевелась!
— До хрена разговариваете, дядя Миша! — грубо обрывает эксперта Жулин, который совсем не в восторге от такого цинизма. — Приступайте к работе!
4
Несмотря на все подозрения о личности жертвы, официально он еще не опознан. Неофициально тоже. Из всех присутствующих, только прапорщик видел его вблизи и в течение достаточно долгого времени, чтобы попытаться по останкам опознать своего хозяина.
Эксперт Михаил Головин, для которого все увиденное — обычный рабочий момент, натягивая на руки резиновые перчатки, смело вступает в комнату. После недолгого осмотра, он делает несколько фотографий, потом склоняется и поднимает с пола нечто, что оказывается нижней и средней частью головы без лба, и показывает зрителям, главным образом Сапеге.
— Это что ли прокурор Перминов? — спрашивает Жулин.
У Сапеги хватает выдержки, чтобы только утвердительно кивнуть, прежде чем исчезнуть в ванной. Мы его больше не удерживаем.
Набравшись мужества, мы еще раз обозреваем комнату, больше напоминающую разделочный цех на скотобойне, потом, предоставив действовать криминалистам, выходим на свежий воздух, что нам действительно необходимо.
Пока я могу с твердостью утверждать лишь одно: Александр Петрович Перминов, был не столько новым, сколько самым кратковременным из всех других прокуроров области, когда-либо занимавших этот пост.
Выйдя на улицу, мы молчим, так как дар речи к нам еще не
Наморщив лоб так, что тот напоминает давно отслуживший свой срок и списанный из филармонии аккордеон, капитан думает думу. Казалось бы, обнаружив мертвого, и это еще слабо сказано, недавно назначенного высокого должностного лица, старший опер должен метаться, распоряжаться, изображать деятельность. Но ничего этого не происходит. Жулин — человек неспешный и редко когда что делает, хорошенько перед этим не поработав головой. Суета не для него. Да что толку суетиться? Перминова уделали примерно в то же время, что и Никитюка, с тех пор прошло несколько часов, поэтому бегать с пистолетом вокруг дома, в надежде на то, что убийца до сих пор сидит где-то рядом в кустах и трясется от страха, ожидая когда его поймают, дело безнадежное.
Однако думай не думай, а убийство областного прокурора, который только-только приступил к своим обязанностям — это происшествие чрезвычайной важности и очень скоро не только у таких как Жулин, но и у товарищей чинами побольше, задницы будут в мыльной пене. И не только задницы. Вслед за головой покойного прокурора, покатятся и другие головы, в этом можно не сомневаться.
Из дверей дома выскакивает на улицу ошарашенный и перепуганный прапорщик Сапега. Пошарив мутным взглядом, он берет курс в сторону служебного прокурорского «японца», но от окрика Саши застывает на месте.
— Далеко ли собрались, Сапега?!
— Я? Так это… Предупредить ведь надо… Делать надо что-то!
— Без вас предупредим и сделаем. А вам я приказываю оставаться на месте… До тех пор, пока у вас не возьмут показания.
Жулин прав: двери в квартире Перминова сломаны не были, а у прапорщика был дубликат ключей, хотя вряд ли он сам мог иметь отношение к убийству прокурора. Слишком уж он по-лакейски гордился занимаемым им местом, это было видно по его замашкам, как только прапор появился. Да и о том, что у него есть запасные ключи, скрывать не собирался. Хотя, это вовсе не означает, что ими не мог воспользоваться кто-то другой.
Слабые отблески былой заносчивости и важности пробегают по физии Сапеги и исчезают. Он наконец-то понимает, что теперь, он уже не личный водитель и доверенное лицо высокопоставленной особы, а просто обыкновенный прапор прокуратуры и не более. Ведь тот, кого назначат на место павшего Перминова, наверняка притащит за собой своего человека, а для него, Артема Сапеги, места не будет. Опустив лицо и втянув голову в плечи, он возвращается к парадному.
— Боже за что мне это все?! — стонет Жулин.
— Зато тебя, наверное, в телевизоре покажут, — утешаю я, но капитан, не слушая, идет к телефону в комнатке охранника, он, наконец, решается сообщить своему начальству о чрезвычайном происшествии.
Я поднимаюсь в квартиру номер пять, чтобы еще раз своими глазами взглянуть на то, что осталось от Александра Петровича. Скоро сюда нахлынут целые орды правоохранителей и начальников всех мастей и званий и меня вежливо попросят удалиться. Это в лучшем случае.