Черный ангел
Шрифт:
— А по территории пройти нельзя?
Боец снова становиться подозрительным и даже слегка вскидывает свой резиновый дрын.
— По территории нельзя, — грубо отрезает он и, секунду подумав, добавляет для пущей убедительности: — Там собаки… Очень злые собаки!
В мои сегодняшние планы не входит меряться силами с собаками, очень злые они или не очень. Я послушно выхожу на улицу и иду туда, куда меня послали.
Охранник не соврал — с другой стороны ограды и в правду есть калитка, возле нее стоит чудо техники, которое назвать автомобилем можно только с большой оговоркой — крохотулька «Ока».
Эта часть усадьбы менее ухожена. Трава затоптана, не иначе как тяжелыми рыцарскими сапожищами.
Дверь поддается легко, без усилий. Охраны нигде не видно. Вместо нее в помещении, которое и впрямь оказывается мастерской, колдуют два человека: одному на вид нет еще и двадцати, а другой, скорее всего, уже перевалил свой сорокалетний рубеж.
Молодой рубит зубилом стальные толстые прополочные прутья, в то время как второй нагревает обрубки на огне, потом при помощи двух пассатижей скручивает их в кольца. Работают «братки» с таким видом, словно всю жизнь только и мечтали о том, как сидеть в какой-то замызганной конурке и делать железные колечки. Они даже сначала не замечают, что у них посторонний, и я скромным покашливанием вынужден оповестить о своем появлении.
Старший поднимает на меня удивленный взгляд. Его интеллигентное лицо в очках — этот неизменный атрибут человека умственного труда немного не вяжется с засаленной спецовкой и крепкими неинтеллигентными, в ссадинах, пальцами. Он напоминает мне Гогу — одного из главных героев фильма «Москва слезам не верит».
Я объясняю свой приход тем, что, узнав в Интернете о существовании клуба, заинтересовался его деятельностью, поскольку сам немного увлекаюсь рыцарской эпохой. Походя, я выдаю ему все, что мне довелось узнать о том далеком времечке, благо накануне я, под руководством моей подруги Тамары Зайцевой, до трех часов ночи штудировал историческую литературу на заданную тему.
Илья Сергеевич Синяк — преподаватель истории, а именно он и является человеком в очках, относится к моему намерению вполне лояльно. В общих чертах, он рассказывает мне о деятельности их ордена, то, что мне и без того уже известно, добавив при этом, что вступление в орден вольное и туда может войти любой желающий вне зависимости от пола, возраста, политической и сексуальной ориентации. Конечно, полноправным членом ордена, братом, становятся не сразу, а только после того, как будет проведен обряд посвящения, а сначала кандидат должен пройти испытательный срок и выполнить ряд условий. В процессе этого срока, он может приходить сюда в любые часы, когда здесь присутствуют другие члены ордена, смотреть на турниры, учиться у них, как правильно сварганить себе доспехи.
— Но первое условие мне понятно, — пытаюсь уточнить я, — кандидат в члены ордена должен иметь оружие и рыцарские латы, которые он сам для себя и делает. А дальше?
— Дальше, кроме доспехов, он должен иметь и все другие атрибуты рыцаря, — отвечает Синяк, и добавляет, улыбаясь: — кроме лошади, разумеется. Городским жителям это было бы затруднительно. Жаль, конечно, ведь в реальности рыцари участвовали в сражениях только верхом. Великий магистр обещал рассмотреть возможность в будущем устройство конюшни с хотя бы парой лошадок, но когда это еще будет. Далее вы обязаны дать вассальную присягу, кому-нибудь из старших членов ордена, обычно тому, который будет вас учить и помогать с доспехами. Новички обычно дают такую присягу сроком на месяц, а по истечении действия срока вассал по собственному желанию может поменять сюзерена, либо продлить срок действия еще на один период. Тот, кто нарушит присягу, исключается из ордена без права восстановления. Кроме того, рыцарь должен придумать себе девиз и, наконец, обзавестись дамой сердца.
Из почитанных вчера книжек, я почерпнул, что дама сердца была необходима рыцарю также как конь или копье. Не имея ее, но мог даже не высовывать носа из своего замка. Правда, вовсе не обязательно, чтобы дамой сердца была именно особа, с которой рыцарь делил постель или, по крайней мере, мечтал об этом. Ею вполне могла быть замужняя женщина, например, жена сюзерена, что часто и делалось, чтобы польстить последнему или даже такая, которая по возрасту вполне годилась рыцарю в прабабки. Это был только символ, атрибут, фикция и ничего более.
— Алла Борисовна подойдет? — спрашиваю я, едва сдерживая улыбку.
— Нет, — он вполне серьезно, не удивляясь, качает головой, — Пугачева у нас уже есть, супруга Владимира Владимировича кстати тоже.
— А Орнелла Мути?
— Эту можно. И еще я не сказал про одно условие: кандидат, перед вступлением, должен совершить подвиг.
— Победить дракона?
— Это должно быть какое-то общественно полезное деяние. Как получится. Можно помочь какому-то человеку решить его проблему или задержать карманника в метро. Или посадить несколько деревьев во дворе. Последний, кого мы приняли, например, вымыл стиральным порошком половину одной из центральных улиц города. Утром в четыре часа утра. Словом, сделать что-то хорошее для общества или же для ордена.
«Вымыть улицу в четыре часа утра, — думаю я, — можно только летом, когда рассветает рано, и нет снега. Сейчас конец марта, значит последней «брат» был принят уже давно. Впрочем — это не удивительно, ведь тех, кто страдает подобной «манечкой» не так уж и много и все они, видимо, уже перекочевали сюда. Я же пришел совсем по другим причинам».
Я совсем не зря подумал о том, когда был принят последний кандидат. Вдруг зверское убийство прокурора — это тоже своеобразный «подвиг». Прокуроров у нас ведь много: региональный, городской, районные. Почему кому-то коротнутому по фазе не решить, что раз их как собак нерезаных, то зарезать одного и приготовить из его чайника символический кубок и есть общественно полезное дело. Хотя бы для того, чтобы сэкономить средства налогоплательщиков. Но, если верить Синяку, последний рыцарь был «посвящен» несколько месяцев назад.
Честно сказать у меня пока нет никаких оснований в чем-то подозревать этого увлеченного преподавателя истории. Внешне он производит приятное впечатление, впечатление человека, чья совесть не отягощена непристойными поступками. Спокойный мягкий голос, доброжелательная искренняя улыбка, прямой открытый взгляд. Слушая его, мне в самом деле захотелось совершить что-нибудь этакое, какой-нибудь пусть самый маленький пустяковый подвиг. Ну, хотя бы отрихтовать хлеборезку вчерашнему гибэдэдэшнику, выписавшему мне штраф, за что я парканул свою телегу чуть-чуть не там где положено. Мелочь, а приятно.
— Кстати, практика совершать благие дела продолжается и после посвящения. Каждый брат должен периодически совершать нечто этакое, — рассказывает Илья Сергеевич.
— Совсем как у барона Мюнхгаузена.
— Да, — серьезно соглашается он, — что-то вроде того.
— Вы сказали, что теперь ваш клуб носит название ордена, но ведь орден — это своего рода религиозная организация, сродни монашеской и…
— Нет, мы не секта, если вы это имеете в виду, — понимающе подхватывает Синяк, — на этот счет можете быть совершенно спокойны. Для нас безразлично, какую религию или атеизм исповедуют наши члены. Мы просто люди, которые любят историю. Ее определенные проявления. Название клуб нам подходило больше, а орден — это так для солидности. Борису Григорьевичу так больше понравилось. Это он настоял.