Черный ангел
Шрифт:
Когда до черного основания замка Быка оставалось метров пять, совершенно измученный восхождением Лот начал думать, не спрыгнуть ли ему вниз. Если бы ему повезло, он бы сразу разбил голову об обшивку болтающегося в воде флаера. В черноте над братьями открылся квадрат освещенной пустоты. В ней мелькнули чьи-то ноги и головы, а затем выпала веревка.
— Иди первым, — сказал Ирвинг.
Лот подождал, пока раскачивающаяся на ветру веревка окажется рядом, и ухватился за нее. На конце даже обнаружилась петля, в которую, как в стремя, можно было вставить ногу. Лот так и поступил. Его втянули наверх. Дальше была осуществлена стандартная процедура оформления в плен. Лот получил прикладом по лицу, ему заломили руки
— Держите его крепче.
Лот понял, что сейчас произойдет, и рванулся вперед. Кто-то очень спокойно и умело ударил его печени. Лот зашелся от боли.
Карл навел ТТ на Ирвинга и три раза нажал курок. У Лота заложило уши от грохота — подвал замка был очень низким и тесным. Ирвинг дернулся, покачнулся. Из угла рта струйкой потекла кровь. Из груди, куда стрелял Карл, забили и тут же опали толстые кровяные фонтанчики. Шмеллинг попал, куда хотел — в сердце.
— Нет! — закричал Лот и получил по зубам.
Карл повернулся в его сторону, прицелился. Несколько невыносимо долгих мгновений Лот смотрел в черное, еще дымящееся дуло.
— Нет, — решил Шмеллинг и опустил пистолет. — Не буду портить Брюн удовольствие. В карцер их.
— Обоих? — переспросил один из тех, кто держал обвисшее тело Ирвинга.
Карл посмотрел на Лота, загадочно и очень неприятно усмехнулся.
— Да, — сказал Шмеллинг. — Обоих.
Лота куда-то поволокли — довольно грубо, но без излишних жестокостей. Так, пару раз прошлись сапогом по ребрам, когда забрасывали в камеру. Она оказалась недалеко. Лот успел заметить в одном из боковых залов хром и сталь, а так же неприятно-розовую дугу накопительной батареи. Догадки Лота подтвердились. У Карла была установлена «жужелица», одна из последних, уже послевоенных моделей.
Ирвинга кинули на пол, хотя в углу карцера имелся порядком потрепанный матрац. Впрочем, немцы действовали логично. Ирвингу уже было все равно, где лежать. Дверь с грохотом захлопнулась. Лот взял брата за запястье. Пульса не было. Смешно было бы ожидать чего-то другого после трех выстрелов в упор.
Лот присел на край матраца, огляделся.
Напротив обнаружилось эмалированное ведро, прикрытое крышкой. Судя по отсутствию вони, оно было пустым. На полу рядом с матрацем валялись три каких-то изрядно потрепанных журнала. Под потолком тускло светила лампочка. Рядом с ней, чуть покачиваясь, висела совершенно фантсмагоричная штуковина. Лот и не хотел рассматривать ее, но не смог отвести глаз.
На круглую рамку был натянут кусок черной кожи. С рамки свисали черные перья и темно-красные бусины на кожаных же тесемках. Внутри рамки в причудливом беспорядке были укреплены стальные кольца разных размеров, некоторые с цепочками. На концах цепочек находились массивные подвески разнообразной формы. Особенно выделялась стальная звезда с острыми лучами и перстень в виде морды с распахнутой пастью.
Их Лот узнал.
На создание этого жуткого артефакта пошли девические украшения Брюн. Она порывалась надеть их пару раз в начале замужества. Но от всех этих стальных побрякушек веяло такой чудовищной вульгарностью, что Лот запретил их носить.
Лоту стало не по себе. Он отвел взгляд.
В этот миг Тачстоун как никогда был близок к тому, чтобы поверить в черную магию. Однако Лот все же остался достаточно трезв, чтобы понять скрытый смысл этого послания. Брюн знала, что их последней встречи он будет дожидаться именно здесь. И вывесив все эти свои чудовищные подвески, Брюн хотела продемонстрировать Лоту, что…
«Что вернулась в родную пошлость и бардак, и теперь она счастлива», подумал Лот.
Счастлива.
Брюн
Здание было насквозь пропитано энергией его хозяина. Темно-лиловые потеки, похожие на желе, сползали по стенам, укутывали горгулий и химер подобно шали. Карл оказался носителем генокода, при активации превращавшем хозяина в воплощенную смерть, хаос и разрушение. К этому типу черных эллоритов относился учитель Крэка, Дрэмми Арн. Джонс смотрел на точно такой же лиловый плащ, окутывавший Дрэмми, слишком долго, чтобы теперь ошибиться. На Тивэде, родной планете Арна, таких людей называли Детьми Хаоса. В Дзоканге их сухо классифицировали как «психократов-деструкторов».
«Интересно», подумал Крэк. — «Как таких людей будут называть на Земле?».
Крэк в очередной раз порадовался тому, что не захватил Брюн с собой. Джонс понимал, что она сразу в этой ситуации почувствует себя заложницей.
И то же самое, вслед за подругой, почувствует и Карл.
Но Крэк этого не хотел, потому что закончиться это могло только смертью обоих черных эллоритов — и пожалуй, даже его собственной. Он не мог оценить потенциал Карла во время трансляции с отпевания. Аппаратура, довольно точно передававшая изображение энергетического кокона, окружающего человека, существовала последние лет пять. Но, в Новгороде про нее, разумеется, ничего не слышали. Левитация же, которую Карл продемонстрировал во время церемонии, относилась к одному из первых, простейших навыков. Обычно перемещаться в воздухе обучали перед тем, как освоить перемещение в пространстве.
Однако в схватке с психократом-деструктором, пусть даже весьма фрагментарно обученным, у Крэка не было шансов.
Джонс чувствовал, что Карл и Брюн встретились. Вот они обменялись информацией, а вот Карл выходит на балкон — лично посмотреть на гостя.
Крэк поднял глаза. Закатное солнце находилось слева от него, било в глаза. Но высокую фигуру в черном, которая появилась на крохотном балкончике, увитом декоративными гипсовыми виноградными лозами, сложно было не заметить. Взгляд Шмеллинга Крэк ощутил всем телом. Ощутил любопытство Карла, насмешку и готовность драться.
Загудели подъемные механизмы. Мост медленно начал опускаться.
Карл и Брюн стояли на нижних ступенях лестницы, что соединяла зал для приемов и внутренние помещения замка Быка. Брюн — слева и чуть позади Карла, и таким образом они казались одного роста. Они оба были в черном; Брюн — все в том же платье с серебряной розой на груди. Бинт, который превратился в грязную тряпку, Брюн сняла. Да и дырка в руке уже затянулась. Карл был в джинсах и расстегнутой шелковой рубашке. На груди у Шмеллинга, органично дополняя ансамбль, висела серебряная пуля на серебряной же цепочке. Крэк обратил внимание, что они оба — брюнеты, причем волосы у обоих вьются. У Карла завитки были более плавными и мягкими, а волосы Брюн крутились мелким бесом. Только глаза у парочки были разные. Карл оказался владельцем больших и темных, той миндалевидной формы, которая придает взгляду воспетую многими поэтами томность. Глаза Брюн были голубые, почти прозрачные, того оттенка, что под небом юга становятся ярко-синими. «Почему я подумал про юг?», мелькнуло у Крэка. Он тут же сообразил, почему. Манера Карла одеваться, а так же черты лица неоспоримо свидетельствовали о том, что он родился не в Германии, как можно было бы подумать, опираясь на его фамилию, а где-то намного южнее.