Чёрный человек

Маклер Александр

Интернат

Омский интернат был одним из самых неблагополучных учреждений в России, в то время, страна была в переломном моменте, в которой процветала преступность, бедность и звериные отношения между собой. Люди не любили друг друга, они были готовы убить себе подобного, не только из-за денег, но просто так, если человек не понравился. Что ждало Кристиана, то не описать словами, но та собака, которую он сжег, в лучших условиях жила, чем ему предстояло. Он даже временами жалел, что обижался на родителей и лучше бы терпел их унижения, но уже было поздно, вернуть ничего назад нельзя было. Мальчик был в другой стране, где было не только пожаловаться некому, но ему даже поговорить было не с кем, он не знал русского языка.

Здание интерната находились в нескольких километрах от города, интернат или детский дом, а также приют имел одно значение, туда привозили ненужных никому детей. Приют был огражден высоким забором из профнастила едкого зеленого цвета, что в принципе и передавала свою внутреннюю сущность. В этой ночь все дорожки были занесены снегом рядом со зданием, дворника у них не было, а охраннику этого не надо было, ночная метель полностью занесла город снегом, было одновременно красиво, но в другое время – ужасала происходящая ситуация в стране. Поэтому природные явления, были приятнее, чем современное человеческое бедствие и разруха.

Борис неудавшийся детский врач, предприниматель, который должен много денег, а также пропавший муж и отец, находился в постоянном поиске заработка, он и ребенка определил в интернат в корыстных целях, чтобы продать его на органы, в это время занимался извозом, поэтому он быстро довез мальчишку до ворот детского дома, выгнал его из машины, показывая ему рукой в сторону входа в интернат, чтобы он шел в ту сторону. Мужчина давно не разговаривал по-немецки, забыл его, поэтому ему было сложно изъясняться с ребенком, а легче было показать куда идти.

– Иди к центральному входу, тебя уже ждут, – промямлил по-русски он, спеша обратно в аэропорт, чтобы довезти других клиентов, которые приехали тем же рейсом и ждали его, чтобы он их довез.

Кристиан вышел из машины в легкой одежде, у них не было в стране таких холодных зим, и никто не позаботился, чтобы дать ему теплые вещи.

Мальчик забежал в здание, где его встретил выпивший охранник, который велел мальчику ожидать на деревянной скамейке, ему сообщили до этого, что утром привезут ребенка.

Прошел час, мальчик, упершись головой в бетонную стенку, уже дремал, после сильного холода, он зашел в теплое помещение и его потянуло в сон, плюс тяжелый стресс утомил его, поэтому он отрубился сразу, как сел на скамейку. Тяжело было юному организму воспринять новые условия жизни, другой климат, ужасный просто холод, незнакомая речь, о которой он даже не слышал и конечно же нечеловеческие условия в приюте, которые были не просто нечеловеческими, а даже и не годились для проживания животных.

– Эй, парень вставай, разлегся здесь как дома, – начала трясти мальчика толстая женщина с неприятной бородавкой на лице и красным лицом.

– Да он язык наш не знает, что ему говорить! – ухмыльнулся охранник.

– Мой язык он сейчас поймет, он не первый и не последний, – рявкнула она, – Зачем нам это чудо? – скривилась Юлия Борисовна, – Своего отребья хватает, – цикнула она.

Юноша оклемался от такой тряски, он с ужасом смотрел на разъяренную женщину она его трясла за рукав и что-то кричала. В глазах Кристиана появилась растерянность, страх, он события воспринимал уже посредственно, уступая законом судьбы и не переча им. В этот самый момент мальчику очень не хватало родительской защиты, ему было необходимо почувствовать тепло, что о нем заботятся, он в безопасности, чтобы пережить такой трудный период в жизни.

– Вставай дебил, что спишь, пошли покажу тебе твое место.

– В этой жизни? – засмеялся охранник.

– И в этой тоже!

Женщина схватила мальчика за руку и поволокла его сонного за собой, он ели еще не проснувшись, закрытыми глазами волочился за женщиной. Они прошли длинный коридор со скрипучим полом и зашли в комнату, помещение было с огромными окнами, которая светилась от ранних утренних лучей солнца, в комнате располагалось около двадцати металлических кроватей, половину из них были заняты другими детьми.

– Выбирай любую кровать и будь как дома, – рассмеялась женщина, толкнула юношу вперед и ушла.

Мальчик от сильного толчка двухметровой женщины упал на пол, ударился сильно рукой об спинку кровати, потом сел на нее и осмотрелся и лег на холодный ватный матрац, прикрытый шерстяным одеялом и расплакался.

– Что ревешь? – раздался голос из угла комнаты, – мы здесь уже несколько лет и ничего, нам весело, – рассмеялся он.

– Спи, еще час остался, – крикнул другой мальчик, – он все равно ничего не понимает, это же иностранец, о котором нам Нина Михайловна говорила.

– Понятно, ладно посплю еще, потом будем знакомиться, – буркнул он, повернулся на другой бок и уснул.

Нина Михайловна давно уже работала в интернате, была в возрасте, седые волосы, доброе сердце, она искренне любила детей, заботилась о них и преподавала им русский язык и литературу. Дети тоже любили женщину, она ведь единственный человек, который к ним хорошо с добром на сердце относился.

Их воспитатель перед приездом ребенка, зашла к ним в комнату и попросила, когда приедет к ним иностранец, чтобы они позаботились о нем и не обижали.

Всего в интернате работало восемь сотрудников, два педагога и охранник – любитель выпить.

Детей было шесть групп, разного возрастного периода, было сорок три ребенка, они были разделены на возрастные группы.

Мальчик попал в среднюю подростковую группу от 12 до 14 лет, в которой было десять человек, вместе с Кристианом их стало теперь одиннадцать.

Здание интерната состояло из трех этажей и делилось на два корпуса, советская постройка, построенная во времена Хрущева, по внешнему виду она еще не была тронута капитальным или косметическим ремонтом. Зарплаты сотрудникам задерживали, иногда месяцами не платили, накапливая долги, поэтому там никто не хотел работать, а кто работал, то промышлял на других заработках, одно из самых известных, это спекуляция с продуктами, которые поступали для детей, их просто продавали, а деньги делили между собой. Дети голодали, носили обноски, выживали за счет пожертвований людей, которые знали о бедственном состоянии интерната.