Черный человек
Шрифт:
– Ты умерла, Анна, – говорю терпеливо, а затем подхожу ближе. – В ночь на 22 июня ты прыгнула вниз и утонула. Сейчас пятое декабря 2014 года.
– Да что за бред? – она смеётся. – Послушайте, не знаю кто вы, но спасибо вам – я и правда могла прыгнуть! Вы мне жизнь спасли! Скажите вы что-нибудь другое и я обязательно прыгнула бы, но вы смогли подобраться ко мне, я искренне благодар… – девушка попыталась дотронуться до меня, а когда я отвела плечо, чтобы помешать сделать это, запнулась.
– Анна, посмотри на берег, – говорю негромко, кивком головы ведя в сторону Андреевской набережной.
Девушка вновь улыбается
Столько снега, столько холода. В воздух поднимается колючая пурга, стремящаяся уколоть, да побольнее! Всех, кто попадётся ей на пути… Белые воздушные снежинки сбиваются в клыкастые стаи, выискивающие своих жертв. От их колкости, их холодности нельзя ни спрятаться, ни убежать и как бы ты сильно не натягивал на лицо тёплый шарф, совсем немного да попадёт и в глаза, и в нос, и в рот, обожжёт, как крапивой, щёки, полоснёт по оголённому лбу… Нет следов, но боли от этого не станет меньше. И улицы, и так пустые, обезлюдели вконец, оставив за собой лишь ровный свет от фонарей да требовательное гудение клаксонов.
Но здесь, в этом оазисе тишины и спокойствия – нет снега, он давно растаял под ногами, уступая перед безжалостной поступью запутавшегося призрака. Здесь тепло, даже жарко, так, как бывает только в конце июня накануне грозы. И при желании, при хорошем слухе, можно услышать, как бьётся река, заключённая в каменные путы тротуаров, дорог, парапетов, мостов. Я давно уже стянула с шеи шарф, сняла перчатки и расстегнула куртку, нежась от прилива нежданного тепла.
Но!
Всё меняет да так резко, что горло сводит от подступивших порывов холода. Лицо Анны превращается в ледяную маску ужаса. Её щёки бледнеют, дыхание прерывается, она жадно, испуганно шарит взглядом по бесконечному снегу, укутавшему своими белыми покрывалами зимнюю столицу. Она цепляется пальцами за парапет, теряя на мгновение равновесие, её губы шевелятся, твердя опять и опять:
– Не верю, этого не может быть!
Анна как изваяние, как серенада, посвящённая отчаянию и потере. Девушка обхватывает горло руками и развернувшись спиной к реке, медленно сползает вниз. А затем её рвёт и изо рта выплёскивается мутная речная вода, девушка заходится страшным кашлем, не может никак остановиться, слишком много воды, слишком много…
И только тогда опускаюсь к ней вниз, наматывая обратно на шею шарф, касаюсь сначала робко, а затем с силой её плеча, чтобы через секунду мощно ударить по спине, разом прекращая бесконечные спазмы. Обхватываю за плечи и поворачиваю к себе лицом.
– Эй, тебе не кажется, что на этом нужно остановиться? – говорю мягко, заглядывая в её мутные от страха глаза.
– Сколько?..
– Каждый день ты прыгаешь с этого моста чуть позже полуночи. Тонешь и воскресаешь вновь. Раз за разом, ничего не помня и не осознавая, – отвечая на вопрос, убираю непослушные прядки с её мокрого от волнения лица, попутно захватывая в её воспоминаниях всю её прошлую жизнь.
И то, как она впервые увидела родителей, сказала первое слово, пошла в школу, подралась, влюбилась, разочаровалась, содрала коленки, украла у подружки шоколадку, подарила своё тело любимому, выкурила первую сигарету, попробовала коньяк, поссорилась с отцом, помирилась с братом, тайком поступила на театральное, вылетела за прогулы, снова влюбилась, пробовала писать стихи, нашла работу, умерла…
Воспоминания тихой чередой, как в старом чёрно-белом кинотеатре, проносились перед глазами, принося как радость, так и боль. Видела всё, что с ней случилось, чувствовала всё, что она чувствовала. На крошечное мгновение сама стала ею. Словно душа девушки влетела ко мне в сердце вытеснив мою собственную. Это было мимолётно, но следы присутствия её души остались, как и слова, что нужно было сказать, как и тепло, объединившее нас, сблизившее, позволившее ей открыться мне.
Нет-нет, девушка не стала говорить слова: «Я так молода, мне ещё рано умирать!» Не стала просить о пощаде, не стала спрашивать, что стало с её близкими после кончины, она даже не подумала о нём. Моё присутствие избавило её от сомнений, очистило душу, подготавливая к дальнейшему. К переходу.
– Ты остановила это, не так ли? Если бы не ты, я так и прыгала бы день за днём, пока дни не закончатся, верно? Это происходит с самоубийцами? – спросила она отстранённо.
Вижу, как медленно из неё уходит чувство живости. Как неторопливо с лица сползают чувства, присущие живым. Она становится полноценным призраком, который даже и не помнит – каково это быть живым.
– Не со всеми. Просто в момент смерти ты запуталась, и перенесла эту путаницу и нерешительность через грань, – улыбаюсь сочувствующе, разделяя последние человеческие эмоции девушки.
Пурга над нами набирает злые обороты, она свистит, шумит и с силой преодолевает воздушные преграды, стремясь нарушить наше пристанище лета. Вот, моего лица касаются первые робкие лазутчики-снежинки. Пока они не смелые, в них присутствует немного остужающей ласки, как бывает в новогодний снегопад, но скоро, как Анна перейдёт, зима полностью поглотит это место, возвращая порядок в естественный ход событий.
– Как глупо, – она разочаровано смотрит на меня, готовая проронить последние слёзы, не зная ещё – призраки не умеют плакать.
– Не глупее, чем поцеловать парня лучшей подруги Ксюши, – отвечаю лукаво, ловя ответную улыбку.
– И то верно.
Чувствую – начинается. Одно моё присутствие и вот у девушки появился шанс. Не всегда бывает всё так просто, зачастую приходится изрядно попотеть, прежде чем призрак видит своё место перехода. У каждого из них это происходит по-своему. И сейчас, для Анны, знаю, что может помочь.
– Анна, послушай меня очень внимательно. У нас не так много времени, но у тебя есть уникальный шанс сделать нечто, что поможет тебе.
– О чём ты говоришь? – она говорит через силу, устало.
Её лицо – теперь лицо призрака. Мелькают очертания утопленницы, как масло скользкие, многообразные…
– Ты должна вновь прыгнуть, Анна. Это твоё искупление. Ты должна умереть осознанно, не в пьяном угаре и призрачном бреду – а по-настоящему, сделав этот шаг своим решением. Иначе ты застрянешь на Изнанке навсегда.
– Но разве это будет правильным поступком? Во всех религиях указано, что самоубийцы отправляются в ад, – почти рассеяно отвечает она, отводя взгляд в сторону окон вестибюля станции метро.