Черный дембель. Часть 4
Шрифт:
Настя одарила меня пропитанным любопытством взглядом.
Я пожал плечами и сообщил:
— Так уж получилось, Евгений Богданович. Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс. Всё почти как в том кино. Не повезло. Я руку сломал накануне поездки. Вот эту.
Я показал Бурцеву левый кулак.
— Сломал?!
Настя испуганно прижала к своей груди ладони.
— Сломал? — недоверчиво переспросил Евгений Богданович.
Он выразительно указал взглядом на мою исправно
— Да, сломал, — повторил я. — Но это ещё первого сентября случилось. А гипс буквально перед поездкой в Москву сняли. На мне все раны быстро заживают. Потому что ем мясо с кровью. Так что не переживайте. Морду вашему Володьке набью качественно… я — раз больше некому.
Я выразительно взглянул на свои кулаки. Чётко уловил, что он меня сейчас пахло поездом.
Настя всплеснула руками. Дважды моргнула, будто в растерянности.
— Серёжа, да ты что! — воскликнула она. — Не нужно никого бить! Я же тебя не для этого позвала. Я же только хотела, чтобы папа убедился… А то он не верил… говорил, что дружбы не бывает — есть только взаимная выгода. Да и вообще: Серёжа, прости меня, пожалуйста!
Она подняла на меня взгляд, капризно скривила губы.
— На самом деле я поступила, как полная дура, — сказала Бурцева. — Теперь я это поняла. Мне двадцать лет, а повела себя, как ребёнок. Из-за какого-то дурацкого спора с отцом… устроила всё это. Ты из-за меня целые сутки трясся в поезде… Сергей, мы деньги за билеты тебе вернём!
Она спросила у отца:
— Правда, папа?
Евгений Богданович ответил:
— Разумеется.
Бурцев прикрыл рот ладонью и беззвучно зевнул.
Настя робко улыбнулась.
— Если у тебя получилось обмануть человека, — сказала она, — это не значит, что он дурак. Это значит, что тебе доверяли больше, чем ты этого заслуживаешь. Фридрих Ницше. Замечательные слова. Как раз обо мне. Я избалованная дурочка. Прости, Серёжа. Та сильно злишься на меня?
Я покачал головой и сообщил:
— Средне.
Заметил, как поникли у Насти Бурцевой плечи. Показательно втянул через нос воздух, зажмурил глаза.
— Но если вы всё же меня накормите, то сразу подобрею, — пообещал я. — Яичница действительно вкусно пахнет. Последний свой бутерброд я доел вчера в обед.
Настя встрепенулась, всплеснула руками. Шагнула к столу, но тут же замерла; повернула лицо к родителю.
— Папа, где же яичница? — спросила она. — Ты обещал! Я же чувствую: она готова. Давай я тебе помогу!
Евгений Богданович поднял руку: жестом остановил свою засуетившуюся вдруг дочь. Он одарил меня строгим, но уже почти не «добрым» взглядом. Указал на дверь.
— Марш в уборную, — скомандовал Бурцев. — Оба. Мойте руки. У вас сейчас и без глистов проблем хватает.
Он ухмыльнулся и спокойным тоном пояснил:
— С яичницей я и без… избалованных детишек разберусь.
Порции яичницы мне показались вкусными, но крошечными. Евгений Богданович заявил, что наедаться перед сном вредно. Пообещал, что накормит нас «качественно» утром. Сообщил, что до завтрака осталось четыре часа — в его словах прозвучал намёк на то, чтобы мы не засиживались за столом. Горячий чай будто остудил эмоции Бурцевой — Настя зевнула, потёрта глаза. Призналась, что в это время обычно уже «смотрела десятый сон». Она проводила меня в ванну, вручила мне большое полотенце.
Я её не увидел, когда выбрался из ванной комнаты (румяный от горячей воды и благоухающий ароматом сирени). Меня встретил Евгений Богданович, уже расставшийся и с белым фартуком и с приветливым тоном. Он отвёл меня в гостиную (от столовой она отличалась отсутствием в центре комнаты стола и наличием телевизора, установленного около стены на тёмные деревянные ножки). Здесь же я увидел и те самые часы, тиканье которых слышал ещё в столовой. Бурцев указал мне на диван.
— Спи, — скомандовал он.
И добавил:
— Завтра с тобой разберёмся.
Бурцев запрокинул голову, обжёг моё лицо строгим взглядом. Я прикинул, что он почти на полголовы ниже меня ростом. Отметил, что хлипким Евгений Богданович не выглядел: был он не широкоплечий, но явно со спортивным прошлым. Полковник окинул меня задумчивым взглядом, поправил лямки своей майки. Покачал головой. Попрощался со мной выражением: «Туалет в конце коридора». Ушёл из гостиной и прикрыл за собой массивные створки двери. Пружины дивана жалобно застонали под тяжестью моего тела.
Я взглянул на едва заметный в полумраке потолок и подумал, что не зря отсыпался в поезде. Ещё в столовой Евгений Богданович объявил, что поднимет нас утром в половине седьмого. Растворившиеся в темноте настенные часы громко отсчитывали секунды — сообщали мне, что до «подъёма» оставалось всё меньше времени. Я зевнул — почувствовал запах табачного дыма. Определил, что проникал он в комнату через приоткрытую форточку. Вспомнил, что при мне ни Настя, ни её отец в квартире не курили.
Почудилось, что спать я не хотел совершенно.
Прикинул: усну ли до утренней побудки.
И уже в следующее мгновение услышал слова Насти Бурцевой:
— Серёжа, вставай. Папа не любит, когда опаздывают к завтраку.
Утром меня снова накормили яичницей с жареной колбасой.
За столом отец и дочь вспомнили о своём споре.
— Ты проиграл, папа, — заявила Анастасия. — Сергей приехал. А у Лены уважительная причина. Так что ты проспорил мне билеты в Театр сатиры. На сегодня. Для меня и для Сергея.