Черный дембель. Часть 5

Федин Андрей Анатольевич

— Встреча с вами была приятной неожиданностью. Печально, что она оказалась столь короткой. Не сомневаюсь, что пожалею об этом. Да что там… уже жалею. Но ничего не поделаешь. Лучше я пожалею об этом, чем…

Я не договорил, покачал головой и протянул Высоцкому руку.

Сказал:

— Приятно было с вами познакомиться и пообщаться, Владимир Семёнович. Теперь точно будет о чём рассказать на старости лет моим детям. Очень надеюсь, что подставился не напрасно: мои слова вам помогут.

Высоцкий не прикоснулся к моей руке. Он посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на моё лицо.

— Ты интересный человек, Сергей, — сказал

Владимир Семёнович. — И отличный актёр: за весь наш разговор я ни разу не уловил в твоих словах фальши. Тебя превосходно подготовили. Даже завидую.

Высоцкий хмыкнул, покачал головой. Выбросил в окно недокуренную сигарету.

— Я ценю хорошую актёрскую работу, — сказал он. — Я хорошо в ней разбираюсь. Ты был хорош, признаю. Поэтому я выполню твою просьбу: довезу тебя до «Сокольников». Отплачу за твоё отличное выступление.

Владимир Семёнович повернул руль, БМВ плавно тронулся с места.

— Так зачем тебе, Сергей, нужно в «Сокольники»? — спросил Высоцкий. — Кто там сейчас погибнет и почему? Рассказывай. Ты убедительно предсказываешь будущее. Времени на разговоры у нас в пути будет предостаточно.

Глава 15

БМВ медленно катился мимо здания дворца спорта. Владимир Высоцкий придерживал руль левой рукой. В правой руке он держал ещё не прикуренную сигарету. Сквозь приоткрытые окна в салон проникали уличные звуки: шуршание по асфальту шин, рычание моторов проносившихся по проезжей части автомобилей и далёкие, приглушённые стенами и расстоянием голоса людей (хоккейный матч в «Сокольниках» ещё не закончился — судя по времени, игра была в самом разгаре). Я отметил, что на территории спорткомплекса ярко светили фонари. Их свет отражался в окнах припаркованных около забора автомобилей. Горел свет и в самом дворце спорта. А вот звёзды на небе пока не появились, хотя облаков над Москвой я сейчас не видел.

— Владимир Семёнович, видите те автобусы? — сказал я. — Думаю, что это транспорт для иностранцев. Вон там метро: за теми деревьями. Вон та узкая лестница и есть злополучный юго-восточный выход.

— Сергей, ты в этом уверен? — спросил Высоцкий. — Ты раньше-то здесь уже был?

Я покачал головой.

— Не доводилось. Но автобусы иностранцев стоят. И к метро этот вход ближе других. Мне сюда. Это точно.

БМВ ускорился, словно определился с маршрутом. Свет автомобильных фар скользил по трещинам в асфальте, по местами разбитому бордюрному камню и по газонам, где блестели остатки сугробов. Он добрался до спускавшегося со второго этажа дворца спорта лестничного пролёта (в самом начале которого я приметил металлические ворота). БМВ замер в трёх метрах от массивной бетонной колонны, что подпирала здание будто свая. Свет его фар растворился в уличном освещении, которого сейчас около юго-восточного входа было предостаточно. К нашей машине от распахнутых ворот устремилась невысокая человеческая фигура (контролёр?). Она тут же повернула назад, когда я приоткрыл окно и выставил напоказ корочки с надписью «КГБ СССР».

Высоцкий закурил — свет зажигалки на секунду осветил его лицо. Я увидел, что Владимир Семёнович задумчиво смотрел на лестницу, с которой начинался вход (номер один) во дворец спорта. По пути в «Сокольники» я подробно пересказал Высоцкому тот самый составленный мною «документ», что касался давки «из-за жвачки» в «Сокольниках». Выдал ему примерно ту же информацию, какую получила Котова. Не

ответил лишь на вопрос о том, откуда я сам эти сведения о грядущем событии получил. Заявил Высоцкому, что у меня «нет материальных доказательств». Поэтому я «никого ни о чём не прошу» и «никому ничего не доказываю». «Всё сделаю сам», потому что иного варианта у меня сейчас попросту не было. И потому что «не могу поступить иначе».

— Сколько сейчас человек на матче? — спросил Владимир Семёнович.

Он запрокинул голову, посмотрел на освещённые изнутри окна дворца спорта. Я пожал плечами.

— Думаю, не меньше четырёх тысяч человек. Это третья игра канадцев. Уже пол Москвы знает, что они раздают жвачку. Детский билет на игру всего десять копеек стоит. Я полагаю, что на сегодняшней игре аншлаг.

— Может быть, может быть…

Высоцкий опустил глаза. Он курил, шарил взглядом по территории вблизи лестницы. Посматривал он и на автобусы.

Владимир Семёнович стряхнул за окно пепел (тот полетел в направлении метро) и спросил:

— Каков твой план? Что ты сделаешь дальше?

Я отмахнулся от табачного дыма.

— Директор дворца спорта сейчас в больнице. Его заместитель ушла или скоро уйдёт домой — ещё до окончания матча. Там сейчас электрик и максимум пара человек из персонала. Это не считая милиции и солдат.

— И комитетчиков.

— Наверное, — сказал я. — Мне важно, чтобы во дворце спорта не погасили свет. И чтобы не закрыли вот эти ворота. Позабочусь об этих вещах — решу основную часть проблемы. Хотя и сомневаюсь, что даже в этом случае всё завершится без трагедий.

Я показал на лестницу, над которой в этот миг взлетел похожий на маленькое облако дымок — это курил контролёр.

— Толпа будет большая. Места здесь мало. Кто-то наверняка пострадает, когда тут ломанётся народ. Перестроить выход я сейчас не смогу. Но то, что могу, обязательно сделаю. Надеюсь, что сегодня обойдётся без жертв. А кости срастутся. И синяки заживут.

Я взглянул на Высоцкого — тот рассматривал лестницу юго-восточного входа.

В лобовом стекле отражался яркий красный кончик его сигареты. По салону машины в направлении приоткрытых окон расползались щупальца из табачного дыма.

— Кто закроет эти ворота, ты знаешь?

Владимир Семёнович сигаретой указал на лестницу. Я отметил, что он уже вслух не сомневался в моём предсказании. Будто узкая лестница и доносившиеся из дворца спорта голоса убедили его в правдивости моих слов.

— Понятия не имею, — ответил я.

Развёл руками. Кресло подо мной тихо скрипнуло.

— А если комитетчики? — спросил Высоцкий. — Ты ведь сам сказал, что свет в здании погасят пораньше, чтобы помешать иностранным фотографам. И этот вход, наверняка, запечатают с той же целью. Без указания сверху, администрация так бы не поступила.

Я дёрнул плечом и заявил:

— Сегодня эти ворота не закроют. Пока люди не покинут дворец сорта. На фотографии в иностранной прессе мне наплевать. Обидно, конечно. За нашу страну. Так по-глупому опозоримся из-за какой-то фигни. Но мы сами виноваты.

— В чём? — спросил Высоцкий.

Мне показалось, что спрашивал он серьёзным тоном — я не услышал в его голосе ноты иронии.

— Космические корабли запускаем. Танки строим. А жевательную резинку для детей не производим. Чем не позор? Стыдно. Мы сегодня наверняка опозоримся. Но я не откуплюсь от этого позора детскими жизнями. И другим этого не позволю.