Черный день
Шрифт:
Данилов уже простился с негостеприимным миром, когда, задыхаясь, поднялся на третий этаж. Выше был только запертый чердак. Здесь располагалось всего две квартиры, и двери обеих были открыты. Одна, деревянная и обшитая дерматином, — чуть-чуть, другая, железная, — широко, словно приглашая зайти. Вот только замок на той, что была распахнута, явно раскурочили чем-то тяжелым. Недолго думая, Александр открыл другую и ворвался в квартиру. Дверь он захлопнул за собой, заперся на все замки, накинул для верности цепочку и только после этого прислонился к косяку и перевел дыхание.
Ф-у-у-у-х.
Мысли Александра прервал топот на площадке.
— Что, добегался? — хрипло произнес преследователь снаружи.
Саша замер, стараясь даже не дышать.
— Молчишь, падаль? — продолжал голос. — В прятки играть будем? Да мне на тебя насрать, придурок. Отдавай рюкзак и вали из моего города.
Еще пять долгих секунд молчания.
— Ну, все… Сам напросился. Я тебе не завидую. — И тут же по ушам Александра, привыкшим к тишине, резанул звук сильного удара.
Дверь дрогнула, но не поддалась. Прочная. Сколько ему понадобится, чтобы управиться с ней? Небольшая отсрочка.
Данилов лихорадочно достал из кармана зажигалку, чтобы оглядеть жилище, куда занесла его судьба. Обе комнаты, которые хорошо просматривались из прихожей, отсутствием мебели напоминали застенки. Вряд ли это бережливые хозяева успели вывезти всю обстановку. Скорее тут проживали пропащие алкоголики, которые успели разломать на растопку то немногое, что имели. Даже телевизора не было.
Зато повсюду виднелись следы запустения. Обои отслаивались и висели рваными клочьями, бурые потеки темнели на потолке и стенах, лопнули и заледенели батареи. Вот и все убогие декорации к последней сцене.
До него донесся слабый запах разложения. Хотя вместо стекол в окнах была фанера, он не выветрился даже после ураганов сентября. Значит, в ванной Сашу вполне мог поджидать двухнедельный труп. Не важно… Сегодня их тут станет одним больше.
Удары продолжались. Сначала они были глухими, как если бы дверь пытались высадить плечом. Но после третьей попытки явно пошел в дело топор. Сталь рассекала гнилой дерматин и с хрустом впивалась в дерево. Наверно, в наше время мало осталось квартир без железных дверей, но Сашу угораздило попасть в одну из таких.
От отчаяния у Данилова родилась безумная идея. Парень метнулся к окну, запрыгнул на высокий подоконник и слегка отогнул неплотно прилегающий лист фанеры. Сердце камнем ушло вниз. Он не видел земли, но чувствовал, что до нее далеко. Здесь были высокие потолки. Самоубийство. В лучшем случае он сломает ногу и все равно не уйдет. Только сейчас до него дошло, как по-идиотски он влип. Кто не давал сбросить рюкзак?.. Жадность?
Он начал понимать, что чувствует попавший в западню зверь, слыша шаги приближающегося охотника. Разум метался в поисках выхода и находил всего один. Дверь все сильнее тряслась под тяжелыми ударами. Грохот эхом разлетался по всему вымершему зданию.
Первым побуждением Саши было забиться куда-нибудь и сидеть, пока лихо не пройдет стороной. Проклятый инстинкт самосохранения, в просторечье именуемый страхом, много раз помогал ему, но сейчас Александр пожелал
У него нет оружия, кроме топорика на поясе, с удобной рукояткой, которая так и просилась в ладонь. Именно сейчас парень понял, что им можно рубить не только сучья для костра. В этот момент в прихожей раздался громкий треск — должно быть, последний замок не выдержал. Не спасла и цепочка. Заняв позицию в углу спальни, Александр видел, как распахнулась дверь и в квартиру вступила темная фигура в ореоле бледно-оранжевого света.
Враг приближался спокойно, без спешки. Он знал, что добыча никуда не денется, и не собирался напрасно тратить силы. Преследователь безошибочно угадал, где искать жертву, направившись не на кухню, не в зал, а прямо туда, где затаился Александр. Вот он появился на пороге бывшей спальни. Луч проклятого фонаря ударил Саше в глаза, и незнакомец, загнавший его в угол, сначала предстал темным силуэтом на фоне проема. Через миг Данилову выпала возможность рассмотреть его получше. Худое лицо, заросшее грязной неухоженной бородой, острый подбородок, темные ямы глаз, подвижных, но невыразительных. Кого-то он парню напомнил, вот только кого?
Немая сцена. Такая могла произойти в Клондайке во времена золотой лихорадки или в Москве начала девяностых. Только на кону были не самородки и не пачки банкнот, а десять банок мясных и рыбных консервов, да две, из которых одна начатая, — кукурузы.
Данилов отступил на шаг и уткнулся в голую стену. Охотник открыл рот и хрипло закашлялся, облако пара вырвалось из беззубого провала.
— Рюкзак… — просипел он и провел рукой по горлу.
Рукавиц на нем уже не было. Его пальцы, красные и задубевшие, были похожи на клешни рака.
— Бегом!
Данилов не отвечал. Он мог быть наивным, но не настолько, чтобы надеяться выторговать свою жизнь. На Земле с давних пор действовало правило: «Горе побежденным». Недавно оно стало еще категоричнее: «Победитель получает все».
Падающего толкают, бегущего догоняют и загрызают, лежачего пинают скопом, пока он не перестанет шевелиться. Такова жизнь. Даже это существо еще не оскотинело настолько, чтобы видеть еду в телах своих мертвых сородичей. Оно хочет его смерти, потому что неподвижный труп лучше, чем живой конкурент. Такова логика времени.
Саше было глубоко наплевать, что станет с его останками. В конце концов, каннибалы ему еще не встречались. Но он не собирался отдавать богатство, добытое и сохраненное с таким трудом.
Фонарик колыхнулся в руке загонщика, и луч света задержался на острие топора. Александр понял, что из этой комнаты выйдет один из них. В рюкзаке были банки, целых десять штук, обещавшие пять дней жизни, вернее, существования на самом ее краю. Этот неприкосновенный запас стоил теперь дороже золота Гохрана и Форт-Нокса, вместе взятых.