Чёрный фимиам
Шрифт:
– Мне кажется, я тебя откуда-то знаю, – миролюбиво сказал наёмник Сингуру. – Где мы могли видеться?
– Нигде, – отозвался Сингур. – Я издалека.
– Но ты точно жил на моей родине. Говор у тебя виргский.
– Я там был очень давно.
– По тебе и не скажешь. Может, подсядешь к нам вечером? – с прежним дружелюбием предложил наёмник. – Выпьем, глядишь, и вспомним, где могли видеться. Приятно встретить земляка или того, кто долго топтал родные просторы.
– Вечером? – Сингур заметно расслабился. – Хорошо.
На
Когда солнце перевалило за полдень, телеги выкатились к Зелёному Устью. Два пологих склона зажимали между собой дорогу, и та, петляя, тянулась в их тенистой ложбине несколько переходов. Сингур, всё это время безмятежно сидевший в кибитке, вдруг тронул Пэйта за плечо:
– Стой. Надо проверить колёса.
Балаганщик недоуменно спросил:
– Чего ты всполошился?
– Остановись. Надо проверить…
Пэйт всё-таки натянул поводья:
– Отстанем ведь.
– Эгду окликни, – сказал на это Сингур.
Балаганщик пронзительно свистнул, чтобы сестра, ехавшая впереди, тоже остановилась.
– Ну? Чего ещё? – снова повернулся старик к попутчику.
– Переждать надо.
У балаганщика округлились глаза:
– На солнце перегрелся? Так водой облейся. Тут самые лихие места, а ты нам от обоза отстать предлагаешь? Совсем рехнулся?
И тут же закружились в голове тревожные мысли: ведь узнал Сингура откуда-то тот виргский наёмник! Что за лихой человек навязался им в попутчики? Не удумал ли злого чего? Однако Пэйт вовремя напомнил себе, что всё злое Сингур мог сделать гораздо раньше.
– Не следует за ними ехать, – тем временем сказал ему собеседник. – Надо переждать.
– Чего пережидать? Скажешь ты толком? – вспылил старик, глядя на Устье, в буйной зелени которого уже скрылись последняя телега и последний всадник.
– Они не доедут. Нам нужно остановиться.
Эгда спрыгнула с облучка своей кибитки и подошла к мужчинам.
– Чего вы тут замерли, как присохли? – удивилась женщина. – Отстанем ведь! Ждать-то они нас не будут.
– Вы как хотите, а мы с сестрой не поедем. Эша, выходи! – приказал Сингур.
Девушка, сидевшая в повозке с близняшками, тотчас же послушно спрыгнула на землю. Внучки Пэйта высунули из кибитки одинаковые любопытные физиономии – одна справа, другая слева.
– Мы остаёмся, – Сингур вытащил из телеги свою видавшую виды суму.
Пэйт выругался и собрался было хлестнуть лошадь, но сестра его удержала.
– Не торопись. Давай и вправду повременим. Ежели чего, просто повернём на северный тракт и дождёмся нового обоза.
Балаганщик врезал кнутовищем по облучку и снова выматерился.
– Деньги ж плачены!
Эгда погладила его по руке и кротко улыбнулась, что случалось с ней нечасто. Пэйта от этого ласкового заискивания взяла бессильная досада:
– Ну, чего вылупилась? Давай, харч доставай, уж коли стоять, так с пользой! Да и лошади отдохнут.
Сингур поднялся по склону, отыскал ручей, набрал два меха воды. Был он спокоен и нетороплив. А вот Пэйт злился про себя. Солнце уже клонилось к горизонту.
– Коли такое дело, давайте тут и заночуем, – распорядился балаганщик, потому как не видел смысла пускаться в дорогу, когда вот-вот начнёт смеркаться.
– Нет. Ночью будем ехать. Медлить нельзя, – покачал головой Сингур.
– Тьфу ты, неуёмный! – выругался старик. – То стоять надо, покуда светло, то ехать всю ночь! Куда ты поедешь по дороге такой? Одни камни! А ежели колесо сломается или ось треснет?
– Не треснет, – невозмутимо ответил Сингур. – А мешкать нельзя. Устье нужно к утру миновать.
Эгда вдруг схватила его за запястье и спросила с ужасом:
– Ты зачем пугаешь так страшно? Что там на дороге?
Он ответил только:
– Увидишь.
Глава 2
Они и впрямь увидели. Солнце едва-едва закатилось за склон холма-горы, поэтому в Устье ещё висели лёгкие сумерки, а камни казались золотыми в закатном свете. Давешние попутчики балаганщиков – нагие и окровавленные – валялись кто где.
Пэйт подозвал собак, чтобы не взялись вылизывать кровавые лужи. Псы отошли от тел с неохотой и с такой же неохотой запрыгнули в кибитки. Старик тем временем счёл погибших. Не хватало пятерых, не то шестерых. Сбежать смогли, иль живыми взяли – то теперь только дорога ведала. Из наёмников он не досчитался двоих. Остальные лежали, кто утыканный стрелами, кто с разбитой головой, кто зарубленный.
Добра при убитых не осталось. Налётчики ничем не побрезговали – забрали и окровавленную одежду, и сапоги. У купцов поотрубали пальцы с перстнями.
Балаганщик осенил себя охранительным знамением и прошептал:
– Покарай ночные боги тех, кто это сделал…
Сингура открывшееся зрелище не напугало и не удивило. Он спрыгнул с телеги, чтобы растащить в стороны тела, которые мешали проехать. Из материной кибитки выглянул бледный от страха Гельт. Он обнимал за могучую шею пса и с ужасом глядел на мертвецов. Увидев одного с разрубленной головой, мальчишка позеленел и спрятался за кожаным пологом.
– Поехали, – Сингур забрался обратно в повозку.
Они двинулись вперёд в молчании. У Пэйта даже мысли ворочались в голове с трудом. Он никак не мог осмыслить: откуда его попутчик знал, что случится? Неужто и впрямь колдун?
Вельды ехали весь вечер, всю ночь и, лишь выкатившись на широкий тракт, остановились. Пэйт обернулся к Сингуру.
– Откуда ты знал? – спросил он. – Говори, или дальше я тебя не повезу.
Тот посмотрел исподлобья, но потом ответил:
– Я чую дорогу.