Чёрный фимиам
Шрифт:
– Сколько? – спросил Сингур.
Нелани снова потянулась:
– Тебе не расплатиться деньги. Но я врать. Пыльца пустынный роза стоит мало деньги. Много деньги стоит знать, как из него делать дурман. Я знать… А ты подумать, как платить мне. Чтобы я быть довольна.
Мужчина улыбнулся в темноте.
– Да знаю я, как тебе платить, знаю, – его ладонь легла на тёплое женское бедро. – Только сил нет…
Шианка тихо рассмеялась, рывком села на топчане и притянула собеседника к себе, поцеловала в лоб:
– Силы вернуться. И ты стараться. Очень стараться.
– Да, Тихая Вода. Я очень стараться… –
– После. Но навсегда, – ответила Нелани. – Навсегда Слёзы. Но теперь есть ты – значит, слёзы не будет.
Он вздохнул, собираясь с духом, и ответил:
– Я умираю, Нелани. Будет тихая вода. Через полгода или даже раньше.
– Зачем ты стать фимиамщик? – вздохнула собеседница. – Ты уметь любить, быть молод, хорош собой. Зачем фимиам?
– Я не фимиамщик, – упрямо в который уж раз сказал Сингур. – И не так уж молод. Да и не спрашивали меня, хочу я стать таким или нет.
– М-м-м… – тихо протянула шианка. От её вкрадчивого чувственного голоса у Сингура по коже побежали мурашки. – Так говорить все, кто стать рабом дурман. Но я видеть твой фимиам, он чёрный. Я не встречать такой прежде.
– Такой никто не встречал, – мужчина откинулся к стене. – Такой есть только в Миаджане. Я сам его добывал. Точнее, не я… его добывали женщины, мы, мужчины, уходили далеко вниз, а женщины ходили по тем коридорам, что ближе к поверхности. Этот фимиам – не пыльца. Что-то вроде плесени на стенах – след, оставленный подземными слизняками. Его соскребают с камня, потом сушат, отдают жрецам, и те делают чёрный фимиам.
– Миаджан – старый сказка, – удивлённо сказала шианка и устроилась рядом, скрестив длинные ноги. – Я смотреть представление на площадь.
– Если бы, – вздохнул Сингур. – Он есть. Там стоят заросшие мхом и лианами храмы, а вокруг тёмная вода…
– Рассказать про слизней? – Нелани встала с топчана и зажгла лампу. – Они большой?
– Разные, – Сингур прикрыл глаза. Свет всё ещё был ему неприятен. – С ладонь, есть и больше – с руку. Такой может упасть с потолка и облепить лицо.
– Сожрать? – содрогнулась женщина.
– Нет, он же слизень. Просто задушит, если не успеешь сорвать.
– А зачем собирать слизь? Ну, чёрный фимиам. Чтобы дурман?
Сингур открыл слезящиеся глаза – от света ламп каморка наполнилась яркими росчерками лучей.
– Нет. Дурман ничего не значит. Фимиам лечит, снимает боль, заживляет раны, лишает воли, притупляет чувства. Для этого его и собирают.
Нелани налила в глиняные кружки вина и теперь ломала в корзине сыр.
– Лечить? Тогда что же ты умирать, если фимиам лечить?
– Я. Не. Фимиамщик.
– Да-да, я видеть. На, – она протянула собеседнику кружку и кусок лепешки с куском сыра поверх. – Есть. Тебе нужен сила. После твой целебный фимиам.
Сингур сокрушенно покачал головой. Взял кружку и сделал несколько глотков. Вкуса не почувствовал.
– Всё не так, Нелани. Всё не так. Какое это вино?
– Красный виноградный. Сладкий.
– Не чувствую вкуса. Ни у вина, ни у еды, – мужчина отставил кружку.
– Это после твой припадок? Всегда так? – уточнила шианка.
– Нет. Впервые. Послушай. Я тоже тебе кое-что расскажу. Я не знаю, сколько лет прошло с тех пор. В Миаджане нет сухого сезона и сезона дождей, только дни. Одинаковые дни один за другим. Но я провел там не год и не два. Много. Может быть, десять или пятнадцать. Или двадцать. Точно не знаю. Там всё… по-другому. Нас с сестрой купил человек в одеянии цвета красной охры. Я никогда прежде не видел таких людей. У него не было ни бровей, ни ресниц и глаза как гвозди. Человек что-то сделал, и мы оказались в Миаджане. Рукой взмахнул, а мы уже стоим в тишине и сыром полумраке. Там нет звуков. Лишь ветер иногда. Ни птиц, ни зверей. Только болотные твари. Таких тварей не встретить больше нигде – лишь там. Я тогда этого не знал. Эша тоже. Нас разделили. Ее куда-то увели, а меня оставили одного. Потом пришёл человек в такой же одежде, что и наш хозяин. Похожий на него, но другой. Он приказал закрыть глаза и сделать глубокий вдох. Я подчинился. И потом помню всё смутно: куда-то несли, положили на живот, срезали с тела одежду. Мне было всё равно, почти как после этой твоей розы пустыни. Потом пришёл ещё один человек. Нет, не человек. Они – не люди.
– Что они сделать с тобой? – тихо спросила Нелани. Есть она не могла – отложила и сыр, и хлеб.
– Мне разрезали спину. Здесь, – он повернулся к ней полубоком, указывая на длинный уродливый шрам. – И запустили под кожу червя.
Шианка в ужасе отшатнулась:
– Зачем?
– Он прирастает к хребту и отдает телу свой яд. Человек становится почти неуязвим: сила, скорость, слух, тело не стареет…
Женщина подалась вперёд:
– А расплата?
– Яд убивает. Большинство рабов умерли сразу. Но те, кто выжил…
– Какой расплата? – жёстко повторила свой вопрос Нелани.
– Жизнь. Червь и его яд опасны. Если червь спит, тело получает немного яда. Но если просыпается, то начинает есть. Отсюда боль. Будит его ток крови. Чем он сильнее, тем быстрее пробуждение и тем острее голод. Надо, чтобы сердце не стучало чаще восьмидесяти ударов. Это очень сложно. Если хочешь сбежать или если испуган. Поэтому рабам дают нюхать чёрный фимиам – он одурманивает рассудок, сковывает чувства и не дает проснуться червю. Ты не пугаешься, не волнуешься, не торопишься. Червь почти всегда спит. Мы сбежали с луну назад, за это время я вдыхал фимиам дважды, оба раза – перед схваткой на кругу. Я старался не разгонять сердце, но оба раза не получилось. Вдыхать фимиам надо постоянно. Только он отупляет. Да и нет у меня столько. А чем дальше от Миаджана, тем сильнее хочется быть человеком. Но эта тварь под кожей просыпается… Она давно должна была меня убить.
Сингур смотрел в пустоту. Нелани подсела к нему близко-близко:
– Этот тварь можно достать?
– Нет, мы уже одно целое. Погибнет она – погибну я и наоборот. Рабов, которые пережили сращение, единицы. Нас берегли, даже заботились, – он горько усмехнулся. – Как могут заботиться существа, которые не понимают, что такое забота, о тех, кто превращен в тупую скотину.
Шианка запустила пальцы собеседнику в волосы, приласкала затылок и спросила:
– Зачем вас делать? Зачем Миаджан такие рабы? Чтобы доставать фимиам? И дурманить рабы? Какой-то глупость!