Черный Гетман
Шрифт:
Ольгерд вздохнул, проклиная измаилову блажь. Чего стоило попросить професса указать в письме не его, а египтянина, и не пришлось бы сейчас заниматься столь непривычным для наемного воина деле — рыться в кипе старых бумаг. Однако назвался груздем — полезай в кузов.
Отложив с сторону подшивки расходных ведомостей, погашенных векселей, полученных и неотправленных писем, докладных записок и донесений он начал чтение с толстого тома в переплете из лайки крашеной кроваво-алой киноварью, страницы которого были не из бумаги, а из слонового цвета клафа — тончайшего пергамента особой выделки, используемый для дорогих церковных книг и особо важных документов… На титульном листе рукописной книги было выведено каллиграфическим почерком:
Его
Речь шла о делах давно минувших дней, ибо сей достойный представитель рода литовских волхвов, князей и магнатов родился больше чем сто лет назад, еще в те времена, когда царь и великий князь всея Руси Иоанн Гордый (возможно, что дед Дмитрия Душегубца) шел во второй поход на Казанское царство.
Справедливо рассудив, что связь Януша Радзивилла с его родственником и далеким предком в первую очередь следует поискать в его жизнеописании, Ольгерд перевернул страницу и, как в омут, с головой нырнул в прошлое.
Пробежав глазами подробное и скучное, как воскресная проповедь, описание всех предков светлейшего графа, начиная с некоего жемайтского волхва, правой руки князя Миндовга, Ольгерд задержался на рассказе о том, как тот получил свое более чем странное прозвание "Сиротка".
Прозвище сего просвещенного магната и владетеля вовсе не от бедственного его положения исходит, а напротив, есть воспоминание о монаршьей милости. Когда будущий граф Криштоф изволили пребывать в трехлетнем возрасте, Несвижский замок, главное родовое имение Радивиллов, посетил сам король Речи Посполитой, Сигизмунд Август. Наткнувшись в коридорах замка на брошенного без присмотра и плачущего ребенка Его Величество соизволили самолично вызвать няньку и приказать ей, шутя, " озаботиться о сиротке", с каких пор граф Криштоф сие прозвище с гордостью и носит до сей поры.
Пытаясь понять, что же именно здесь собирался искать Душегубец, Ольгерд продолжил чтение. Из дальнейшего жизнеописания Радзивилла Сиротки он выяснил, что юный Криштоф, проведя молодые годы не столь в учебе, сколь во всех мыслимых видах разгула, на семнадцатом году жизни осиротел, и на сей раз уже по-настоящему. Унаследовав титул и невообразимое состояние, Сиротка одумался, бросил прожигать жизнь, под влиянием иезуитов обратился из протестантства в католичество и начал делать карьеру при дворе короля Сигизмунда. Благодаря высокому происхождению и личным качествам, он быстро возвысился до Великого маршала литовского, однако после смерти своего царственного покровителя оказался в опале. Он был одним из тех, кто возложил польскую корону на голову французского принца Анри Валуа, который процарствовав менее полугода, после смерти брата Шарля сбежал из Кракова, чтобы принять корону Франции под именем Анри Третьего. Разразившийся после побега скандал черным пятном лег на репутацию всех сановников, которые поддержали легкомысленного француза. Новоизбранный король Речи Посполитой, Стефан Баторий, Радзивиллов не жаловал и Миколай Радзивилл Сиротка, оставив столицу, отправился в действующую армию, благо войн в то время велось с избытком.
Повоевав несколько лет с московитами, он был тяжко ранен под Псковом и через некоторое время отправился паломником в Иерусалим. О причине этой поездки неведомый биограф говорил невнятно. По одному выходило, что рана, полученная его господином, была едва не смертельной, по другому — он просто тяжело заболел и, находясь на смертном одре, дал паломнический обет, который исполнил после чудесного исцеления.
"Уже теплее" — подумал Ольгерд, обращаясь к страницам, повествующим о паломничестве Ралзивилла в Святую землю. Точнее, к той его части, которая описывала поездку в Египет. Потому что именно, в этой части жизнеописания ему впервые встретилось очень даже знакомое слово "саркофаг".
Дальнейшие действия Сиротки, описанные биографом весьма скупо, менее всего напоминали действия смиренного паломника. Святые места он, как добрый католик, конечно, посещал, но больше проводил времени в изучении особенностей этой загадочной древней страны. Ольгерд уже и не удивился, прочтя о том, что, более всего князя заинтересовали не звери-крокодилы и не циклопические строения, а старинные языческие захоронения с сохранившимися до наших дней мумиями. И эти мумии увлекли литовского магната настолько, что он, не только сошелся с "преступными людьми, что в обход оттоманских властей древние могилы копают и найденное иноземцам продают", но даже приобрел втайне две мумии, мужскую и женскую, твердо решив доставить их домой.
Далее следовала леденящая кровь история о застигнутом штормом корабле, в трюме которого находились страшные приобретения. Биограф утверждал со слов самого Сиротки, что корабль, вышедший из Александрии в сторону Кипра, был застигнут штормом и, "словно заговоренный", не мог продвинуться к цели ни на сажень. После многодневной борьбы со стихией граф Криштоф, догадавшись, что все дело заключается в его грузе, собственноручно выбросил за борт ящики с мумиями, после чего корабль продолжил путь.
Однако меж листами рукописи, повествующей о египетских мытарствах князя, обнаружился вдруг нацарапанный на папирусе донос, составленный одним из сопровождавших Сиротку слуг. Донос был адресован некоему иезуитскому иерарху, которого писавший по имени не называл:
… а потом по настоянию Его Светлости отправились мы в дальнее селение Аль-Кусор, где люди живут на песком засыпанных крышах языческих капищ. И там князь многократно со жрецами тамошними совет держал и денег им отдал столько, что хватило бы для того, чтоб часовню новую возвести. А язычники те, за полученную мзду, рассказывали Его Светлоти о зельях и заклятьях, посредством которых любого покойника нетленным сделать возможно. Своим долгом считаю донести, что тайна сия к возвышению ордена нашего содействовать непременно должна, ибо позволит братьям выбирать, кого из ныне живущих, нетленность праха наверняка обеспечив, можно будет к святым причислить.
О событиях, произошедших на корабле, доносчик поведал странное. С По его словам, упорный, как все Радзивиллы, Сиротка, поговорив с моряками и разузнав о всех их суевериях, отнюдь не избавился от мумий, но спустился в трюм и самолично фамильной саблей их разрубил на части, после чего, якобы, море и успокоилось. Коротко указав, что расчлененные мумии были доставлены в несвижский замок Радзивиллов, доносчик завершил свой доклад и Ольгерд вернулся к основному рассказу.
Дальше началось самое интересное. Ольгерд пожирал глазами ровные аккуратные строчки, читая о том, как сразу же после возвращения в Несвиж, тридцатипятилетний граф, пригласив известного архитектора-итальянца, заложил там новый иезуитский костел, в цоколе которого приказал оборудовать просторную родовую усыпальницу. Главное заключалось в том, что костел возводили не местные рабочие, а привезенные из Италии мастера.
"Родовая усыпальница Радзивиллов, — прошептал Ольгерд. — Так вот куда гетман Януш отвез похищенные в Киеве саркофаги!"
Дело теперь виделось ясным, как божий день — иного места, кроме родовой усыпальницы в несвижском костеле, Януш Радзивилл вряд ли мог и придумать, а Душегубцу каким-то образом удалось это разнюхать. Однако, чтобы надежно укрыть четыре огромных мраморных ларя, требовалось какое-то особое, скрытое место. Стало быть, в костеле с усыпальницей должно быть еще одно (а может и не одно) тайное помещение. Не зря же его строили одни иностранцы…