Черный город
Шрифт:
Но Бибок только плечами пожал, да состроил такую загадочную мину, что раздразнил любопытство господина Клебе. В конце концов бравый кондуктор молиториса совсем расстроился, даже заплакал и начал жаловаться, что не в силах перенести обиды… Как это можно, чтобы его дорогой друг, господин Бибок, которого он так любит и уважает, не доверял ему.
Бибок тоже растрогался, протянул ему обе руки.
— Клебе, старый приятель, не будьте ребенком! Если я и утаиваю от вас некоторые подробности, то единственно потому, что не хочу взваливать на вас тяжкое бремя, непосильное для вашей души.
— Да, но вы скрываете от меня какое-то тайное средство…
— Для одного это средство — целебное, а для другого — смертельный яд.
— Что-то я вас не понимаю.
— А чего же тут понимать? Потолковали малость — вот и все, — весело отрезал Бибок. — Иной много думает — мало говорит, а другой наоборот: много говорит, да мало думает. Винцо развязывает язык, ну люди и болтают, время коротают. А дела — где были, там и застряли. Только и всего.
— Печально, коли так.
— А чего могло бы человечество достигнуть, если бы все шло по-другому? — пустился философствовать Бибок, — К примеру — помогу я сейчас лёченскому сенату, благо знаю средство, как ему помочь, а в это самое время кто-то другой отыщет способ, как помочь Гёргею, и об этом будут знать только они двое. И останемся мы на том же самом месте, где были. Нет, поправлять предначертания господа бога ни к чему!
— Короче говоря, — укоризненно сказал Клебе, отодвигая от себя кружку с вином, — вы отказываетесь открыть вашу тайну? Ну что ж, пойдем спать. Господин Ференчик, сколько с меня?
— Что вы так рано уходите? — удивился трактирщик.
— Хороший сон лучше плохой болтовни, — заметил Клебе.
— А хмель еще лучше, чем ранний сон, — возразил Бибок.
— Нет, уж я лучше пойду лягу! — упирался Клебе.
— Ну что вы? Посидим еще! Эй, малый!
Ганс, новый слуга из Вены, подбежал и принялся угодливо предлагать:
— Что прикажете подать? Пива или вина?
— Вина, — отвечал Бибок. — Ну ладно, садитесь уж, Клебе, я вам расскажу про это дело. Ввели вы меня в искушение. А ты, балбес, чего тут торчишь?
— Бутылку или в розлив прикажете?
— Один черт, неси в кружках. — Целый штоф или кварту?
— Разумеется, штоф, болван! — Молодого или старого?
— Старого.
— Белого или красного?
— Если ты еще что-нибудь у меня спросишь, то получишь такую затрещину, что расколешься пополам — и будет здесь вместо одного немца — два!
Ганс поспешил убраться, а Клебе и Бибок наполнили кружки и подсели поближе друг к другу.
— Гёргей — ненадежный человек, — зашептал Бибок. — Я знаю многие его преступления. Ненадежный ни для куруцев, ни для лабанцев, потому что служит дьяволу! Что вы скажете, например, если я вам докажу, что он отдал приказ об аресте своего родного брата, когда ему стало известно, что куруц Янош Гёргей намерен отправиться к Ракоци в Польшу?
— Вот негодяй! — прошипел сквозь зубы Клебе.
— Не правда ли? Негодяй! Это говорите вы. А что сказал бы на это князь Ракоци?
— Да просто-напросто отрубил бы ему голову.
— А что сказал бы тогда город Лёче?
— Наверное, вздохнул бы с облегчением и сбросил, наконец, свой траур.
— Вот именно! Это я и имел в виду, милый Клебе, на это и намекал. Ведь город Лёче мог бы, положив конец своей тяжбе с Гёргеем, заняться другими делами.
— Верно, — хриплым голосом вскричал Клебе. — О, если бы такой приказ действительно существовал!..
— Приказ существует.
— Где он?
— Я знаю — где.
— А как его добыть?
Бибок облокотился на стол, подпер голову своими толстыми руками и, осклабясь, заглянул в простодушное, изумленное лицо Клебе.
— Купить надо. Так же, как вы купили себе зерно у Пало-чаи. Тогда вам нужна была жизнь, и вы ее купили. А теперь купите смерть, — купите у того, кто до поры до времени держит ее взаперти, в своей шкатулке. Если, конечно, Нусткорб был бы умным человеком!
Клебе отвернулся и окинул взглядом закопченные стены кабака, утопавшего в табачном дыму, и мысли его унеслись вместе с сизыми облаками этого дыма куда-то вдаль. Но вот он положил свою волосатую руку на руку Бибока и сиплым голосом прошептал:
— У кого приказ находится? Бибок усмехнулся.
— Угадайте сами, папаша Клебе.
— Неужели у…
— Одно могу сказать: в ненадежных руках.
— Тогда я, значит, неправильно предположил!.. Почему ж в ненадежных?
— Потому что этот человек стоит ближе к Гёргею, чем к Нусткорбу.
— Н-да, это плохо!..
— Ничего, любая беда поправима.
— Ну, а как составлен приказ: по всей форме? Подписан самим Гёргеем?
— Составлен так, что ни к чему не придерешься.
Но господин Клебе уже начал позевывать, потягиваться, маленькие его глазки слипались, язык еле ворочался. Однако самые главные из своих мыслей старику все же еще удалось высказать:
— Вот какие дела творятся! До чего же удивительные дела! Да и люди — какие-то все дикие! Стало быть, многое делается на белом свете и помимо «Молиториса». А ваша тайна, видать, крупная блоха! Блошица! Хорошо бы ее запустить в ухо Нусткорбу? А?
— Говорите, "блоха"? — засмеялся Бибок.
— Ну, да! Золотая блошка. И весит она, надо полагать, немало. Как вы думаете, сколько?
Больше на эту тему ни в тот день, ни в последующие они не промолвили ни слова. Клебе говорил с каретником, с кузнецом, чинившим повозку, но при этом вид имел весьма рассеянный, должно быть слова «полковника» произвели на него глубокое впечатление.
А на третий день, прощаясь с Бибоком, он многозначительно сказал:
— Я ничего вам не обещаю: по моей должности мне не пристало язык распускать, но, думаю, что в скором времени вы получите от меня весточку.
Господин Бибок довольно потер руки. (Все пальцы у него были в те дни унизаны перстнями.)