Черный Город
Шрифт:
Дверь за ней захлопывается, и по моим щекам бегут слезы.
— И я тебя люблю, мама, — шепчу я.
Это впервые, когда я произнесла эти слова вслух. Я действительно никогда не чувствовал этого раньше, а теперь ее нет. По крайней мере, она будет жить. Я не знаю, что это за "реабилитационный центр", но это звучит лучше, чем моя судьба. Это приносит мне небольшое успокоение.
Я смотрю на красную лампочку, мерцающую на камере видеонаблюдения. Где-то в тюрьме, другая камера наблюдает за Эшем. Я не хочу, чтобы он предстал перед судом, но он никогда
Все что я могу сделать — это надеяться, что осудят меня. Это единственный способ спасти его.
ЭШ
Зал заседаний переполнен людьми и где-то еще тысяча протестующих собралась снаружи. В арочных окнах то появлялись, то исчезали плакаты, словно чертенок из табакерки. Все они гласили одно из двух: НАТАЛИ БЬЮКЕНАН ВИНОВНА! или ЭШ ФИШЕР ВИНОВЕН! Мнения полярно разделились, кого из нас следует наказать за смерть Грегори. Жук, Роуч и Дей сидят в смотровой галерее. Они показывают мне большие пальцы.
Я оглядываю комнату, в поисках Натали. Прошло две мучительные недели после нашего ареста, самые длинные четырнадцать дней в моей жизни. Единственное, что поддерживало меня, это мысль, что я снова увижу ее. Моё сердце ёкает, когда я замечаю её, сидящую за столом на правой стороне зала суда. Бледненькую и худенькую, в свободном сером платье. Ее руки и ноги, как и мои, скованы.
Наши взгляды встречаются, и я выдыхаю. Такое чувство, будто я задержал дыхание на эти несколько недель. На её губах играет слабая улыбка. Мы не должны выглядеть слишком счастливыми от того, что видим друг друга: никто, кроме наших ближайших друзей и семьи, не знает о наших отношениях, и я намерен продолжать в том же духе. Мы не хотим, чтобы к тому, в чем нас обвиняют, добавилось еще и "предатель расы". Вот за это нас точно осудят и казнят. По крайней мере, сейчас шансы пятьдесят на пятьдесят, что Натали освободят.
"Прошу, Господи. Не дай ей умереть. Только не ради меня".
Мне больно видеть, что рядом с ней никого нет. Опять же, я слышал, что её мать была отправлена в "реабилитационный центр" в Центруме. Это заставляет меня быть еще более решительным в том, чтобы очистить имя Натали и освободить её, чтобы она могла позаботиться о Полли.
Я едва заметно касаюсь рукой груди с той стороны, где сердце. Это маленький жест, но она знает, что он означает: я люблю тебя, я скучаю по тебе, я с тобой.
Тюремный охранник дергает меня за руку и тащит к столу, стоящему на левой стороне зала суда, напротив стола Натали. Папа меня уже ждет там. Он наспех обнимает меня и пытается скрыть свое потрясение от того, как я похудел.
— Где Сигур? — спрашиваю я папу.
— Его не пустили, — отвечает папа. — Он пытался…
— Это ничего. Ты здесь. А это главное.
В зал входит судебный пристав: — Всем встать.
Внезапно я чувствую, будто мои нервы натянуты, как струны. Это все происходит наяву. Это не какой-нибудь там ночной кошмар. Это самое настоящие судебное заседание по делу об убийстве Грегори Томпсона.
Боковая дверь открывается и входит Кворум Трех, все одетые в красные мантии, как того требует протокол. Все в зале умолкают, когда судьи занимают свои места на помосте в центре комнаты. Первый судья женщина-Дарклинг, с вытянутым серьезным лицом. Я смутно припоминаю, что, похоже, видел её в Легионе, в первое своё посещение гетто. Кажется, её зовут Логан Хенрикк. Она здесь из-за меня, поскольку я полукровка, в Кворуме должен находиться один Дарклинг, для обеспечения непредвзятости решения.
Второй судья худой, как тростинка, мужчина с редеющими волосами, в очках с толстыми линзами и крючковатым носом. Он садится справа. И, наконец, третий — мужчина лет пятидесяти, с безукоризненными темно-каштановыми волосами и волевым подбородком — садится между двумя другими судьями, тем самым показывая, что он старший среди них. Мне встречалось его лицо в газетах: его зовут Бенедикт Кнокс. Он же был главным судьей в процессе над Эмиссаром.
Натали смотрит на меня. Она тоже его узнает. У меня ноет сердце. Если он осудил Эмиссара, то у него может быть предубежденное отношение к Натали, и он будет голосовать за то, чтобы осудить её.
— Садитесь, — говорит пристав.
Я не могу сосредоточиться на том, когда он объясняет, в каком порядке будет протекать заседание, но это ерунда. Папа мне уже все объяснил. Наше Бюро Уголовного Правосудия (БУП) составляет список свидетелей, который предоставляет Кворуму Трем. Затем судьи вызывают тех по одному, чтобы заслушать их показания. Кворум Трех действует, и как защитник, и как обвинитель в отношении подсудимого и может задать любой вопрос свидетелю, чтобы подтвердить, или дискредитировать его показания. После того, как все свидетели опрошены, а улики предъявлены, Кворум Трех голосует и выносит вердикт.
Вся система пронизана коррупцией, потому как все сводится к тому, что за список свидетелей БУП предоставит Кворуму. Как правило, свидетели подбираются в пользу того, кто больше заплатит: семья потерпевшего или обвиняемого. При любых других обстоятельствах, я бы нисколько не усомнился, что виновным назначали бы меня, но, учитывая тот факт, что Натали дочь Эмиссара, не самой популярной женщины у Пуриана Роуза в данный момент, есть вероятность, что он подсуетился и подобрал свидетелей в мою пользу. Я просто надеюсь, что меня он хочет осудить сильнее, чем её.
Слово берет главный судья, Бенедикт Кнокс. В зале суда командует его глубокий голос.
— Кворум желает заслушать показания Натали Бьюкенан.
Натали подходит к свидетельской трибуне, которая находится рядом с судейской платформой. Ее нежные руки сжались в кулаки. Она трясется. Я хочу обнять ее, поцеловать, сказать ей, что все будет хорошо. Все, что ей нужно сделать, это сказать им, что я убил Грегори, и она будет свободна.
Она усаживается. Её глаза смотрят в мои.
"Скажи, что это я его убил", — безмолвно умоляю я.