Черный Город
Шрифт:
— Еще меньше будет смысла, если ты останешься вообще без рук… — мрачно пробурчал я.
Мексиканка не ответила, но я, хорошо ее зная, понимал, что раз уж она приняла решение, отступаться от него не станет.
Валерия пристально посмотрела на Анжелику, и та, бросив на меня извиняющийся взгляд, засунула руки в карманы и кивнула, тем самым подтверждая, что тоже перебежала в противоположный лагерь.
Получалось пятеро против одного. Мне стало ясно, что умение убеждать явно не относится к числу моих сильных сторон.
— Мы похожи на скрипачей из фильма про «Титаник», — тихо произнес я. — Они, когда судно уже вовсю тонуло, играли на своих инструментах на палубе, вместо того чтобы побежать к ближайшей шлюпке. Что нам следовало бы сделать — так это побыстрее унести ноги, а затем, если получится, вернуться сюда с серьезным подкреплением и спокойно заняться изучением этих развалин.
— Если мы так поступим, то по возвращении сюда увидим лишь покрытое водой пространство, — возразил мне профессор. — И изучать будет нечего.
— Но если нам удастся отсюда выбраться, мы сможем рассказать всем о том, что мы обнаружили, и добиться приостановления затопления этого района.
— Без доказательств? — с усталой улыбкой спросила Валерия. — Нас сочтут за фантазеров, и никто не станет обращать на нас внимание. Нам нужны эти тетради с записями. Только с их помощью мы сможем найти археологические образцы, которые являются очень важным доводом. А потом, я надеюсь, нам удастся добиться приостановления затопления.
Чтобы ни у кого не оставалось сомнений относительно ее решимости настоять на своем, Валерия добавила:
— Поэтому без этих тетрадей я из этого заброшенного города не уйду — не уйду без них ни при каких обстоятельствах.
Никто ничего не ответил на это ее заявление, но мне и без слов было понятно, что все остальные, кроме меня, по той или иной причине с ней согласны: Клаудио и Касси — потому что они были археологами, Анжелика — потому что ее обязывал к этому подписанный ею трудовой договор, профессор Кастильо — потому что он, конечно же, был готов пойти за своей дочерью куда угодно и даже прыгнул бы вслед за ней в жерло извергающегося вулкана. В общем, я остался в одиночестве в своей убежденности в том, что данная затея даже более безрассудная, чем, скажем, прыгнуть в водоем с акулами, вырядившись в тюленя. Я не сумел убедить этих безумцев в том, что они совершают роковую ошибку. С другой стороны, откалываться от этой честн'oй компании я, конечно же, не мог.
— Мы ведь в любом случае не можем дать отсюда деру, поскольку днем нас разыскивают наемники, а ночью подстерегают морсего, — сказала мне примирительным тоном Валерия. — Если мы попытаемся выбраться из этого города, нам вряд ли удастся уйти далеко, — продолжала она, намекая на тех членов ее экспедиции, которые попытались удрать, но эта их попытка закончилась тем, что их через пару дней нашли обезглавленными и с вырванными внутренностями, — а потому у нас прибавится не так уж и много риска, если мы попробуем раздобыть тетради.
Подобная ее настырность в отношении этих дурацких тетрадей, которые, вполне вероятно, вовсе и не представляли собой никакой ценности, уже начинала казаться мне какой-то нелепой одержимостью, но когда я собрался сказать ей об этом прямо в лицо, мне вдруг пришла в голову шальная мысль, и, как частенько бывало в подобных случаях, я молча уставился в пустоту с приоткрытым ртом. Из подобного состояния я обычно выходил только после того, как меня кто-нибудь окликал.
— О чем ты думаешь? — спросила меня Касси, которая знала, что нужно делать, когда я вдруг начинал одурело таращиться в пустоту. — Ты что-то придумал, да?
Я поднял взгляд и, чиркнув им по своим пяти товарищам по несчастью — оборванным и изнуренным, — остановил его на лице мексиканки.
— Может, и придумал… — ответил я через некоторое время, пристально глядя Кассандре в глаза.
Даже заранее зная, что совершаю ужасную ошибку, я начал излагать своим спутникам абсурдную идею, пришедшую мне в голову словно какое-то божественное откровение. Впрочем, несколькими часами позже мне предстояло прийти к выводу, что если это и было откровение, то в нем отнюдь не имелось ничего божественного. Скорее наоборот.
76
— Ты чокнутый, — сказал мне профессор Кастильо, когда я закончил излагать возникший у меня в голове план.
— Да, совсем рехнулся, — согласилась с ним Касси.
Валерия, Клаудио и Анжелика, отношения с которыми у меня были не настолько панибратскими, чтобы они могли позволить себе подобные категоричные заявления, тем не менее смотрели на меня таким взглядом, каким смотрят на людей, которые, неожиданно сойдя с ума и возомнив себя Наполеоном, становятся в характерную позу этого французского императора и громким голосом отдают приказ кирасирам атаковать на левом фланге пехоту Веллингтона.
— Ты серьезно думаешь, что это может сработать? — несколько секунд спустя спросила Валерия с плохо скрываемой иронией.
— Если вам пришло в голову что-нибудь получше, — сказал я, скрещивая руки на груди и прислоняясь спиной к полуразвалившейся колонне, — то я вас слушаю очень внимательно. А еще я вам напоминаю, что идея попытаться раздобыть те тетради — ваша, а не моя.
— Но ведь то, что ты предлагаешь… — подключилась к разговору бразильянка, поняв, что я говорю серьезно. — Это ведь очень опасно и… как правильно сказать по-испански?
— Нелепо, — подсказал ей Клаудио, покачивая головой. — Глупость размером с Перито-Морено [58] .
— Ну что ж, — сказал я, улыбнувшись, — моя идея, я вижу, вам понравилась.
— Ты что, не услышал того, что мы только что тебе говорили? — нахмурившись, возмутился профессор. — Я из твоих уст слыхивал всякое, но даже и применительно к тебе эта идея — уж слишком бредовая. Ты и в самом деле веришь в то, что говоришь?
— На одном лишь здравом смысле далеко не уедешь, — возразил я. — Если нам немножко повезет, мы сможем решить все свои проблемы одним махом.
58
Перито-Морено — огромный ледник в Аргентине.