Шрифт:
Пролог
Платона я знал с самого детства. Он появился в нашей школе в четвёртом классе, вместе с переходами из кабинета в кабинет и разными учителями по разным предметам.
В то время мы все были молоды и беззаботны, бегали по коридорам, дёргали понравившихся девчонок за косички и нельзя было сказать, кто станет кем, когда вырастет. Кроме, может быть, Серёжки-доктора и Стаса-качка. Серёга уже в начальной школе любил заглядывать нам в рты и уши, повторяя при этом скороговоркой: «Дышите-не дышите». В его портфеле всегда лежали капли в нос и аспирин.
Стас… Здесь всё было
Остальные были просто детьми. Баловались, играли на переменке в «копеечку», пытаясь перевернуть чужой пятак ударом своего, плевались из разрезанных ручек жёваной бумагой. Наш класс никогда не считался особо дружным. Он делился на тематические группы.
Самую немногочисленную, но очень уважаемую группу составляли те, кого сейчас принято пренебрежительно называть «ботаны». Отличники. Вопреки всем стереотипам, это вовсе не были трусливые и забитые мальчики, которых заставляли делать задания за других. Наши ботаны могли постоять за себя, и если кому-то нужно было разобраться в задании, или помочь по физике, то заключались вполне серьёзные, взаимовыгодные сделки. А кроме того, все наши отличники, начиная с шестого класса, готовили себя к взрослой жизни. Должно быть именно поэтому Стас к старшей школе очень плотно вошёл в этот конгломерат. Он подтягивал товарищей по физкультуре, и, как ни странно, по химии, которую очень полюбил. А взамен получал твёрдые знания правил русского языка и английских неправильных глаголов.
Но окончательно ботаном Стас не стал, так как с самого первого класса был главным спортсменом нашего коллектива, и, сама собой, вокруг него построилась своя группа. Ребята ходили в походы, куда с ними постоянно напрашивались и другие, не причисляющие себя к спорту, тёплыми вечерами пропадали на сортплощадке, зимой надевали лыжи, а летом часто садились на велосипеды.
Сам я был штатным активистом. Сколько себя помню, состоял в редколлегиях всех возможных газет, писал сценарии, а потом и ставил сценки, утренники, а в старшей школе вечера. Мы организовывали культурные мероприятия и поездки, дарили подарки ветеранам и брали шефство над младшими классами. Это занятие тоже можно назвать увлечением, потому что мы тогда были молодыми, идейными и одухотворёнными.
В классе имелись и другие, не так явно выраженные кружки по интересам, но, что удивительно, Платон так и не смог присоединиться ни к одному из них за все шесть лет учёбы с нами. Он был сам по себе, и он был никакой. Никто из учеников не смог бы, не задумываясь, назвать его увлечения. Как таковых их не было. Время от времени Платон пытался похвастаться прочитанной книгой, но чаще всего это оказывалось всем известное старьё. Или приносил собственноручно сделанную самоделку, которая обычно не работала, или тут же ломалась.
В седьмом классе он тайком показал мне «поджиг» – самопал, который заряжался со стороны ствола серой от спичек. Платон просил никому не говорить, и я выполнил обещание. Но на следующей перемене нас обступили мальчишки с требованием прямо сейчас пойти за угол и «рвануть». Стало понятно, что хранитель секрета сам же и разболтал всему классу.
Поджиг, кстати, не выдержал и одного выстрела. Лишь только к отверстию в стволе поднесли огонёк спички, медная трубка лопнула. Хорошо, что никто при этом не поранился.
Почему-то среди всех одноклассников Платон считал только меня своим другом. Причём моё мнение он не спрашивал. А зря. Я бы сказал, что дружить с человеком, который не знает об ответственности, не держит слово, и приходит на помощь лишь в тех случаях, когда это выгодно ему самому, мне не хочется. Со своей стороны, я не творил ему пакостей, не обзывал и не показывал своё превосходство. Мне даже было немного жаль этого никчёмного человека. Ведь за все годы он не выполнил ни одного общественного поручения, не выступил ни на одной олимпиаде. По-моему, ему даже не нравилась ни одна девочка из класса. Стоит ли говорить, что прекрасная половина щедро платила юноше той же монетой?
Так он и доучился до выпускных, чуть в стороне от общественной жизни класса, сам по себе, ничего из себя не представляющий. Никто даже не знал, чем Платон собирается заниматься после школы.
Позже я сам видел его только дважды, и первый раз на встрече выпускников. Это случилось через пять лет. Мы собрались, чтобы впервые похвастать своими достижениями, как это обычно бывает. Никто не думал, что придёт Смирнов, честно говоря, никто о нём и не вспомнил, но он появился. С опозданием на час, когда все уже выпили по второй, и активно обсуждали жизнь самых ярких представителей класса. Стас, помню, как раз рассказывал, как его завалили на областных по греко-римской борьбе, из-за чего он занял третье место, как открылась дверь и вошёл Платон.
Он был бедно одет и выглядел неухоженным, хотя и заметно было, что на встречу готовился. Потёртый пиджак в стиле «представителя канадской компании», кажется, тот самый, что был на нём в выпускной, ярко начищенные туфли и слишком длинные, не очень опрятные, волосы.
С ним вяло поздоровались, и беседа продолжилась в своём ключе. Смирнов покрутился по залу кафе, где мы собрались, но так ничего и не заказал. Потом присел ко мне за столик, и, вяло привирая о своих многочисленных успехах, попытался занять у меня денег. Я не дал, и молодой человек отправился в турне по залу, выступая со своим номером возле каждого столика.
Кто-то из девочек смилостивился над попрошайкой, и Платон очень быстро после этого исчез. С его уходом со всех будто свалился тяжёлый груз, и уже через пару минут мы снова обсуждали свои дела, начисто забыв о бывшем однокласснике.
Второй раз я видел Смирнова два года назад. Он пришёл ко мне домой, и я сначала даже не узнал его. Передо мной стоял совершенно другой человек. Волевой, испытанный. Прошедший огонь и воду. Он вырос на меньше, чем на пятнадцать сантиметров, его фигуре теперь мог бы позавидовать и Стас, а в глазах появился стальной блеск. Передо мной стоял настоящий стальной гигант с таким лицом, что впору сниматься в фильмах про Ночной дозор – сразу видно ярого воина света. Причём, «ярый» в старом значении этого слова – солнечный, горящий. Даже повседневный пиджак смотрелся на нём как рыцарские латы. Про таких людей говорят, что в них есть стержень. На меня смотрел взгляд настоящего лидера, который может не только собрать вокруг себя толпу, но и превратить её в армию.