Черный гусар. Разведчик из будущего
Шрифт:
— Мне бы вашу уверенность, барон, — проговорил Шнейдер.
Тут Ганс запустил руку во внутренний карман, достал бутыль с вином. Осушил ее и с размаху запустил в ближайшие кусты, благо там в данный момент никого не было.
— Вы как хотите, господа, — проговорил он, — а я спать.
Если Шнейдер уснул сном праведника, то барон фон Хаффман об этом мог только мечтать. Сейчас, перед битвой, он прекрасно осознавал, что опять находится на краю пропасти. Умирать барон во второй раз ни как отважный воин, ни как преступник, над которым завис меч правосудия, не собирался. Адольф в душе верил, что не зря его судьба выкинула из его времени в прошлое. Он это понял, когда во время дуэли выжил. Вот и сейчас, ворочаясь и прислушиваясь к храпу товарищей, барон вдруг задался вопросом, а почему именно он оказался в этом загадочном и непонятном полку Черных гусар. Обычно иррегулярная конница состояла из наемников, в основном венгров. Он и предполагал, что попадет именно в такой полк, а оказалось, что основная часть кавалеристов были низкорослые немцы, такие, как сам барон. Фон Хаффман тактично, чтобы не вызвать подозрения и непонятных толков, задал свой вопрос Шнейдеру. Ганс честно признался, что виной всему были деньги, которых отважному войну не хватало. Выходило, такие же проблемы должны были подвигнуть на службу в полку гусар и Адольфа фон Хаффмана.
— Чему я удивляюсь, — прошептал бывший старшина, закрывая глаза и делая попытку заснуть, — неспроста отец имел дружеские отношения с таким никчемным человечишкой, которым был Мюллер.
Последняя попытка уснуть оказалась удачной. Сон сморил барона фон Хаффмана, но, увы, ненадолго.
Утром его разбудил звук полковой трубы. Барон проснулся. Выругался и стал собираться.
Шли последние часы перед сражением.
Фридрих нервничал, хотя по внешнему виду было это трудно понять. Союзники численно превосходили прусскую армию. Вот только король считал, что этого для победы недостаточно. Он уже давно для себя решил, что побеждать нужно не числом, а умением. Для этого и приказывал нещадно муштровать своих воинов. Тяжело в ученье, легко в бою. Для себя эту истину Фридрих II открыл уже давно, отчего и шла его армия победоносно по землям австрийцев. В будущем, может, появятся люди, что придут к такому же выводу, да вот только пока ни среди его верных генералов, ни среди врагов таких даже близко не наблюдалось.
Монарх стоял в окружении своих офицеров, тех, что ему нужны были сейчас здесь, а не там — на поле боя. Темно-синий мундир, белые штаны, ботфорты. На поясе шпага. Треуголка, В левой руке трость.
Король вытянул руку, и тут же в его ладони оказалась подзорная труба. Адъютант среагировал быстро. Фридрих взглянул в нее и убедился, что все начиналось, как он и задумывал. Под бой барабанов, музыку флейт, с развернутыми знаменами, четкими линиями наступала его армия. Темно-синие мундиры, желтые камзолы, ярко-красные гренадерские шапки, черные треуголки. И все это под военный марш. Ружья наперевес.
— Красиво идут, — отметил король.
Перевел взгляд туда, где еще вчера вечером находились союзники. Усмехнулся. Вот она пестрота красок. Белые как снег мундиры австрийцев, пестрые доломаны гусар, красные как кровь кафтаны саксонцев. Разноцветные знамена. Идут навстречу своей погибели. Правда, делали они это как-то неаккуратно и даже вальяжно. До короля легкий ветерок донес звук барабанов. Чей он? Его пруссаков или союзников? Впрочем… Австрийцы движутся по левому флангу, саксонцы по правому, причем последние вот-вот наткнутся на авангард Дюмелена, а тогда их шансы покинуть поле боя победителями станут равны нулю.
Заговорили громко пушки, заявляя о своем существовании. Тут же дымом накрыло колонны саксонцев. Стало трудно что-то разглядеть в хаосе битвы, понять, что происходит. Дышать в дыму стало невозможно, и Фридрих уже собирался было направиться в шатер, когда до его уха донеслись радостные крики.
— Пехота пошла, государь, — проговорил один из офицеров, что сейчас стоял позади него.
Неожиданно для саксонцев начала атаку прусская гвардия и кавалерия. Союзники уже поняли, что не успевают развернуться в боевой порядок. Тут же зазвучала команда, но войска дрогнули. Начали отступать.
— Австрийцы к ним не успеют подойти, государь, — проговорил тот же офицер.
— Сам вижу, — прошептал король, поднося подзорную трубу к лицу.
Фридриха сейчас больше всего интересовало, что будет делать Карл Лотарингский? Сын герцога Лотарингского Леопольда и принцессы Элизабеты Шарлоты Орлеанской, тридцатитрехлетний принц Карл Александр уже в четырехлетием возрасте стал владельцем собственного полка. В семнадцать — кавалер ордена Золотого руна. В двадцать четыре вместе с братом уехал в Вену, где получил тут же звание генерал-вахтмейстера. Принимал участие в войнах с турками. В чине генерал-фельдмаршала выступил против Фридриха II. Прусский король этот факт не забыл. Иногда даже укорял этим своих старых генералов. В первые годы австро-прусской войны действовал против армии неприятеля очень даже успешно, но 17 мая 1742 года фортуна на какое-то мгновение от него отвернулась. После проигранного им сражения при деревне Готузиц близ Часлау Мария Терезия вынуждена была заключить мир в Бреславле, уступив Фридриху II Нижнюю и Верхнюю Силезию до Тешена, Троппау и землю по ту сторону Оппы и высоких гор, равно как и графство Глац. В качестве наказания Мария Терезия направила молодого офицера осаждать Прагу. Под стенами города фортуна вновь улыбнулась ему. Затем последовала победа при Браунау. Удалось занять всю Баварию, овладеть частью Эльзаса. Но вскоре вновь возобновилась война с Пруссией, и ему пришлось вернуться в Богемию. Теперь генерал-фельдмаршал смотрел, как терпят поражение саксонцы.
Фридрих видел в подзорную трубу, как австрияки торопились занимать оставленные позиции саксонцев. Пытаются удержаться. Вот только времени у них почти нет, так как несущиеся на волне успеха прусские пехотинцы тут же атаковали их.
— Правое крыло, — распорядился король прусский, — должно переменить фронт. Нужно, чтобы они действовали с фланга и попытались выйти в тыл австрийцам.
Гонец тут же вскочил в седло и умчался исполнять приказ. Фридрих II вновь взглянул в трубу. Карл Лотарингский, отбивая удары, не воспользовался задержкой (прусские силы начали переправу через ручей) для своевременного отступления.
Австрийцев граф Нассуйский начал теснить с левого крыла. Затем молниеносная атака конницы генерала Геслера. Союзники дрогнули и начали отступать. Причем делали они это вновь беспорядочно. Удар с правого фланга прусского крыла, и вот они уже стремительно бегут.
— Победа! — проговорил вновь тот же офицер. — Австрийцы разбиты.
— Не совсем, — молвил Фридрих II. — Австрийский авангард, состоящий из войск генерала Валлиса и Надасти, так и не принял участие в бою. Я так и не решился его атаковать.
— Но почему, ваше величество?
Король промолчал.
— Займите высоту у села Каудер, — приказал монарх и добавил: — И прекратите преследование. Битву мы и так выиграли.
Впоследствии австрийские полководцы оправдывались: «Мы не могли атаковать пруссаков отчасти по причине разделявших нас болот, а отчасти потому, что они сами перешли по ним и атаковали нас».
Тут, дорогой читатель, мы на какое-то мгновение от барона Адольфа фон Хаффмана вновь вернемся к Игнату Севастьяновичу Сухомлинову, чтобы понять, что творилось в душе у бывшего старшины Красной армии.
Болота — это уж слишком. Ту болотистую местность, что разделяла полк Черных гусар от австрийской кавалерии, по мнению Сухомлинова, так назвать у него бы язык не повернулся. Причиной их неактивных действий, считал Игнат Севастьянович, было то, что австрияки просто были смущены и устрашены самоуверенным и наглым наступлением пруссаков, ведь первые численно превосходили последних. Поэтому союзники не везде доводили дело до столкновения, ограничиваясь только залпами из карабинов, после которых частенько бросались в бегство. Зато прусским солдатам к таким маневрам было не привыкать. И казавшаяся неприступной австрийским генералам местность не оказалась такой уж серьезной преградой для Черных гусар. Переправившись с левого крыла вброд через стригауские воды, кавалеристы атаковали правый фланг австрийцев. Завязалась схватка, в которой оба дуэлянта получили шанс либо умереть достойно, либо совершить такой подвиг, после которого Фридрих II сменил бы гнев на милость.