Черный гусар
Шрифт:
Из Казанского собора вся блистательная кавалькада отправилась в Аничков дворец. Его окружила огромная толпа, которая около пяти часов громко аплодировала и не расходилась. Николай и Мария несколько раз показывались в окне, чем вызывали еще больший ажиотаж.
А в самом дворце в то время шел праздничный пир. Все действо проходило в трех залах. Нахождение в одном из них подразумевало степень приближения к царскому престолу. Мне выделили место среди дам, офицеров и чиновников в третьем зале. Даже такое, относительно далекое от царской семьи расположение, для большинства людей
Играла классическая музыка. Под высокими потолками сияли огромные хрустальные светильники. Горели тысячи свечей, за которыми постоянно следили лакеи. Идеально начищенный паркет казался произведением искусства. Увешанные орденами и лентами гости сидели на роскошных стульях. Дамы буквально сияли от обилия драгоценных камней. Кормили также по-царски — коньяк, шампанское, мальвазия, икра, рябчики, ананасы и все прочее, не менее изысканное и дорогое.
Николай надел красную парадную форму полковника лейб-гвардии гусарского полка. Что-то мне подсказывало, что будь мы с ним знаком чуть дольше и получи гусары Смерти статус гвардейцев, он бы щеголял в нашем мундире. Хотя, нет, вряд ли, словосочетание «гусар смерти» наверняка бы вызвало суеверное недовольство. Особенно в такой день.
Мария надела платье из серебряной парчи со шлейфом и мантией из горностая. В ее густых волосах сверкал диадема, а шею, уши и руки украшали королевские драгоценности. Выглядела она чудо как хорошо — веселая, свежая и красивая девушка буквально светились от любви и счастья. Гости единодушно решили, что молодые созданы друг для друга.
Когда стемнело, наступило время очередных фейерверков и салютов. Банкет и бал закончились глубоко после полуночи. Все прошло хорошо, без всяких неприятных последствий.
Наступило Рождество. Офицеров Академии отпустили на десятидневные каникулы. В один из дней мы встретились с Полиной и заглянули в гости к Хмелёвым, поздравив их со светлым праздником и принеся подарки — чай и вкусные конфеты «от Люке» в бомбоньерке*.
— Христос родился! — дружно сказали мы с сестрой, переступая порог квартиры.
— Славим его! — не менее дружно откликнулась вся семья.
Застолье вышло теплым и веселым, а после него Алексей Константинович пригласил меня в кабинет «на сигару и рюмку коньяка».
Мы расположились около небольшого круглого столика, на котором стояли серебряные стопочки и бутылка «Курвуазье».
— Михаил Сергеевич, — кашлянув, начал Хмёлев, разливая благородный и благоухающий напиток. — У меня к вам разговор.
— Нет уж, Алексей Константинович, называете меня, как и раньше, по имени. Мы дружим семьями, я вас знаю с детства, и нам нет нужды в таких условностях, — перебил я его.
На самом деле, еще с августа, когда я вернулся после разговора с цесаревичем, Хмелёв стал смотреть на меня с этаким деловым расчётом. Он явно обдумывал какую-то идею и «созревал». И вот теперь, кажется, «созрел» окончательно.
— Хорошо, Михаил… Позвольте мне затронуть несколько интимную тему. О, я и в мыслях не имел проявить неуважение, просто… — он замолчал.
— Продолжайте, пожалуйста. Я же ваш друг.
— Спасибо, голубчик, — с признательностью
— Согласен, — я не стал уточнять, что подобные начинания, как правило, оказываются «весьма полезны» и для тех, кто их осуществляет. — Я же простой офицер. Чем я могу быть вам полезен?
В целом, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, к чему в итоге подойдет беседа. Но я хотел, чтобы Хмелёв высказался до конца.
— Пожалуйста, не скромничайте, Михаил. Вы совсем не простой офицер. Я имею все основания полагать, что ваша встреча с цесаревичем Николаем Александровичем не ограничилась лишь одной беседой. Я прав?
— Прежде чем ответить, позвольте спросить, умете ли вы хранить секреты?
— Да, — ответ прозвучал быстро и взгляда Хмелёв не отвел. Я ему верил — во-первых, он друг нашей семьи. А во-вторых, и в самом деле по роду своей деятельности, будучи допущен до различных тайн, научился их хранить. Ну, а то, что он сложил два плюс два и сделал правильные выводы о моих взаимоотношениях с цесаревичем, выглядело вполне логично.
Хмелёв и родные видели, что уходя в Зимний дворец, я прихватил с собой прекрасные шахматы. Кому они предназначались с их точки зрения? Может и не самому цесаревичу, но явно кому-то из «приближенных». Тем более, меня видели в числе приглашенных гостей во время венчания Николая и Марии.
— Пообещайте, что будете молчать.
— Обещаю, Михаил.
— Хорошо. Я действительно иной раз общаюсь с наследником. Мы познакомились давно, когда я еще был корнетом, и с тех пор поддерживаем отношения.
— Так я и думал, — с облегчением выдохнул Хмелёв. Он улыбнулся и, казалось, мысленно покачал головой, добавив: «а ты не прост, я сразу понял».
Дальнейшая беседа не принесла никаких неожиданностей. Правление, которое представлял Хмелёв, выражало заинтересованность в строительстве новых железнодорожных дорог. Тем более, в газетах публиковались сведения, что полученное от аренды Аляски золото планируется потратить как раз на это направление. И Хмелёв хотел добиться, чтобы проект передали в руке той группе весьма не бедных людей, которых он представляет.
Деньги тут крутились огромные. Мои пятнадцать тысяч казались каплей в море. Но не деньги были нужны Хмелёву и правлению. Им был нужен цесаревич и его участие в проекте. А это всё: престиж, уважение, возможности, гарантии, новый уровень, если так сказать.
— Я готов поговорить с цесаревичем, но при одном условие, — я замолчал, а Хмелёв впился в меня взглядом. — Все должно быть честно и прозрачно. Хотя бы относительно честно. Если ваше правление хочет и дальше находиться под патронажем Николая Александровича, оно должно показать себя. У цесаревича на сей счет есть пунктик — все те, кого он удостаивает своего внимания, людьми должны быть благородными, искренними, правдивыми, думающими не только о себе, но и благе России. Если вас подобное устроит, то не вижу препятствий.