Чёрный хребет. Книга 3
Шрифт:
Хоб откидывается на спинку и с наигранно скучающим видом смотрит на горизонт. Выглядит как человек, всеми силами пытающийся показать свою скуку. Ещё немного подобной актёрской игры и я понижу его в наших театральных спектаклях
— Что ты там делаешь? — спрашивает. — Я думал, ты уже пошёл спать.
— Перво-наперво, я задам тебе вопрос, который волнует меня сейчас больше всего, а ты мне ответь. Кто-нибудь из наших погиб у Гуменда?
С ещё большим удивлением Хоб наклоняется и смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я — это действительно я. Есть такие вопросы, которые обязательно озадачат человека. Вроде «Какой
— Гарн, это ты? — спрашивает Хоб.
— Да я это, — отвечаю. — Просто ответь, погиб ли кто из наших? Ты даже не представляешь каково это — идти домой и думать, кого из друзей ты не досчитаешься.
— Две сестры погибли. Из пустынных.
— Блядь, — вырывается.
Всегда считал себя культурным человеком, который любую мысль может выразить нормальным языком. Но иногда случаются ситуации, где мгновенные эмоции берут верх над самообладанием и наружу выходит нечто подобное.
— Кто именно? — спрашиваю.
— Рикке и Амауд.
Дважды гадство. Рикке недавно вышла замуж за Медрега и вот как сложилась их семейная жизнь. Ну а Амауд… она всегда была уверена, что её ждёт ужасная судьба. Дождалась… Я привёл всех их из башни и каждую воспринимаю как сестру, поэтому любая смерть сильно бьёт по моему сердцу.
Однако стоит быть благодарным, что другие уцелели. Без огромного численного перевеса, благодаря Фаргару, погибших могло быть в десятки раз больше. Даже бессмертная армия не смогла устоять, когда на одного бойца приходится три противника и один из них бронирован.
Чем дольше длится наш разговор, тем отчётливее я вижу в глазах Хоба подозрение. Его рука непроизвольно перехватывает копьё поудобнее. Он ещё не понимает в чём дело, но инстинктивно входит в защиту.
— Хоб, ты в последнее время не замечал за мной странностей?
Вместо ответа парень лишь прищуривается.
Это действительно странный вопрос от человека, который по ночам голышом расхаживает за частоколом. Если и есть во всём Дарграге человек, который заподозрит неладное, то это Хоб. Не потому, что он невероятный детектив и мастерски складывает детали происходящего, а потому, что во всём сразу видит плохое. Он и Зулла — вот два человека, которых обмануть труднее всего.
— Гарн, — говорит. — Так почему ты за частоколом посреди ночи?
— Я только что вернулся из-за хребта. Из Гуменда.
Парень в непонимании вскидывает брови.
— Хочешь знать, что делала бордовая жемчужина всё это время? — спрашиваю. — Недавно я это узнал. Оказалось, что кратковременные зависания моего разума — всего лишь неудобство по сравнению с тем, что она совершила далее.
Рассказываю парню всю историю сражения с Гумендом, как его воспринимал я. Что мой мозг отключался прямо посреди битвы, как я провалялся всю её на земле, а затем перемещался по Гуменду рывками, поскольку провалы в памяти становились всё чаще. На моменте, где я встретил своего двойника, Хоб взял копьё двумя руками.
— Ты мне не веришь? — спрашиваю.
— С чего ты взял?
— Ты стоишь с оружием так, будто собираешься спрыгнуть вниз и проткнуть меня.
Осознав себя в боевой стойке, Хоб отставил копьё в сторону. Всё равно оно бесполезно, пока ты стоишь в дозоре. Здесь нужно пользоваться луком или арбалетом.
Рассказываю парню,
Подал историю так, будто изначально был один Гарн, а затем стало двое. И это, отчасти, правда.
— Вот я и спрашиваю, — повторяю. — Ты замечал за мной какие-либо странности. В движениях, разговоре, взглядах.
— Замечал, конечно. Ты ещё спросил, как нам удобнее всего будет сжечь Фаргар…
— И что ты ответил?
— Что это нужно было сделать, как только мы победили, а не сейчас, когда они снова способны драться… Погоди минуту, я всё ещё не могу понять. Ты хочешь сказать, что прямо сейчас в деревне спит ещё один Гарн? Вас двое таких? Два совершенно одинаковых человека?
— Только внешне одинаковых, — говорю. — Один из нас — тот человек, которого ты знал последние годы, а другой — тот, кто перерезал мне горло и закопал в землю. Поэтому тебе самому выбирать, как относиться к каждому из нас.
— Вдруг, всё не так, как ты говоришь, — отвечает Хоб. — Может, это настоящий Гарн спит в деревне, а ты — его завистливая копия.
— Вспомни, как я себя вёл и как говорил во время возвращения из Гуменда. Это было моё обычное поведение?
Парень продолжает смотреть на меня, но его зрачки бегают из стороны в сторону, словно он вспоминает события прошедших дней. Как бы ни был двойник похож на меня — невозможно скопировать личность другого индивидуума. Каждый человек отличается друг от друга: разная разговорчивость, разное чувство юмора, разный смех, разные интонации в голосе. Ты можешь оказаться в шкуре другого, но ты никогда не сможешь скопировать его поведение, как бы сильно ни старался.
— Да, пожалуй ты прав, — говорит Хоб, расслабляясь. — Если вас на самом деле двое, то ты — настоящий. Когда мы возвращались обратно тебя прямо трясло от радости. И это после битвы, где погибли наши.
— Я бы не обрадовался, даже если бы все мы уцелели, — отвечаю. — Меня заботят даже жизни врагов, как ты мог догадаться.
— Что будем делать?
— Для начала мне нужно пробраться в деревню, — говорю.
Хватаюсь за деревянное бревно частокола и карабкаюсь наверх. Только в этот момент Хоб замечает белую летучую мышь, висящую на внутренней стороне моего предплечья. Парень делает короткий взмах, собираясь убрать паразита, присосавшегося к моему телу, однако я уклоняюсь от его руки.
— Тише, — говорю. — Это Хума.
— Убирайся! — выкрикивает летучая мышь и переползает сначала на плечо, а затем в волосы на затылке.
— Хума? — спрашивает Хоб.
— Мой новый перепончатый друг.
Хоб чешет голову в замешательстве. Похоже, я первый человек на обоих сторонах хребта, что взял себе такого странного питомца. В деревне если животное не приносит пользу — его либо убивают, либо прогоняют. Дармоедов никто держать не собирается.
Прячусь за небольшой стеночкой дозорного поста, пока Хоб сидит на лавке и смотрит в поднимающуюся темноту. Ещё минут десять и вокруг ничего нельзя будет разобрать. Парню придётся сидеть всю ночь, вслушиваясь в окружающие звуки, поскольку глаза станут бесполезны. В этих условиях очень легко задремать: расслабишься на секунду и сам не заметишь, как провалишься в сон. Поэтому многие дозорные предпочитают стоять, а не сидеть. Так меньше шанс отключиться.