Черный клевер
Шрифт:
– Почему?
– Почему. Жизнь такая.
– Почему? – тихо настаивал Сева.
– Так уж сложилось, – начиная снова раздражаться, отозвалась Астанина.
Сева повернулся к ней всем корпусом и оказался чуть ближе, чем ей бы хотелось.
– Ты уверена, что жизнь виновата? Это ведь сама ты делаешь ошибки день за днем. При чем тут твоя жизнь? Она такая, какой ты ее создаешь.
– Вот только не надо тут философии! – попробовала остановить его Лора.
– А это не философия. Люди настолько отучились думать собственными мозгами хоть пару минут, что на любое размышление цепляют ярлык «А, это философия» – и тут же эту мысль в помойку. А потом и все остальные мысли тоже. Без мозгов-то жить куда легче, правда?
Лора вдруг бесконечно устала
– Чего ты от меня хочешь? – едва ворочая языком, спросила она.
– Чтобы ты перестала бегать. От меня. От себя. От всего мира.
– Ох ты какой умный…
– А ты колючая, как дикобраз. Еще и расшвыриваешься иголками, – отозвался Сева мирно. – Пойми, я же как лучше хочу. Когда ты меня отшила, я решил – хорошо, пусть так. Но я не могу перестать думать о тебе. И не подумай, что я влюбился, нет, тут другое. Я просто знаю, что могу помочь, но еще не понял, как именно. Расскажи мне о себе, просто расскажи. Кто ты, где твой ребенок – который у тебя есть. Где твой муж.
– Я вдова, – обрубила Лора. И тут же почувствовала дикое, чудовищное несоответствие между собой и этим словом. Наглая, ужасающая ложь, она не вправе называться вдовой, только не вдовой. Задохнувшись, Астанина не сразу смогла продолжить. Сева помолчал, взглянул на нее коротко и принялся рассуждать, очевидно, в надежде, что рано или поздно она его перебьет:
– Вдова… Обычно женщины любят вдовцов, вроде как те уже с пробой, и проба эта удовлетворительна, а мужчины, наоборот, не любят вдов. Если с мужем ей жилось плохо, но она дождалась его смерти вместо того, чтобы развестись, то с ней что-то не так. Либо глупая, либо слабая, либо неуверенная, либо расчетливая. Если же умерший муж был любимым, а жизнь с ним была хороша, после его смерти ничего не изменится. Более того, муж этот окажется внезапно идеальным образчиком мужского пола, носителем всевозможных достоинств, представителем исчезнувшей расы… И о нем будут слагаться легенды. А новым претендентам на благосклонность его вдовы придется довольствоваться сравнениями не в их пользу.
Астанина зажмурилась, стиснула зубы. Но взять себя в руки так и не сумела и проговорила:
– А что делать с теми, кто убил своего мужа?
Полуторагодовалый Алеша вовсю носился по квартире. Энергии у него было хоть отбавляй, и мать Глеба, Ирина Анатольевна, то и дело закатывала глаза:
– Он у тебя все время скачет. Успокой, а лучше, уложи поспать. Нервную систему расшатаешь, что потом делать?
Несмотря на то что жила свекровь отдельно, она заходила проведать детей и внука через день. Лоре требовалось нечеловеческое терпение, чтобы не отвечать на придирки и советы Ирины Анатольевны, считавшей, что она лучше других знает, как общаться с подрастающим поколением: мать Глеба работала учителем русского языка в средней школе. Пару раз Лора пыталась спорить, указав на то, что она и сама по образованию педагог, причем для дошколят, но Ирина Анатольевна улыбнулась снисходительно:
– Я-то Глебчика вырастила. Свои дети не то, что чужие. Такое не забывается.
Они и раньше, до рождения ребенка, не находили должного понимания, хотя Лора изо всех сил старалась полюбить мать своего мужа как родную. Возможно, проблема была в том, что и родная мать была ей не очень близка, ведь с тех пор, как Зоя уехала в Одессу, они лишь перезванивались, не увидевшись даже на свадьбе. А Ирина Анатольевна через раз давала Лоре понять, что та – лимита, ничего не умеющая и не знающая, и завлекшая ее единственного сына в брак чуть ли не силком, чуть ли не обманом.
Скандалить было не в характере Лоры, и она чаще молчала, не отвечала на обиды. Намеки в собственный адрес ее не трогали, но, когда появился Алеша, Лора в полной мере испытала жгучий материнский инстинкт львицы, готовой грызть глотку любому, кто претендует на ее детеныша. Как-то раз она намекнула Глебу, чтобы тот поговорил с матерью, но муж только обнял ее за все еще полноватую талию, пробасил:
– Лорка,
Ирина Анатольевна и впрямь хотела как лучше, и некоторые дни проходили вполне мирно. Иногда она готовила вкусный обед, пока Лора занималась стиркой и глажкой, временами притаскивала из магазина тяжеленные сумки.
– Мам, ну зачем вы надрываетесь! Попросили бы Глеба, он на машине, – вздыхала Лора, глядя на героически-страдальческое лицо Ирины Анатольевны, обвешанной пакетами.
– Глебу и так забот хватает.
– Тогда могли бы вместе сходить со мной… Алешка все равно спит.
– Нет, что ты! – махала рукой свекровь. – И потом, ты совсем не умеешь планировать бюджет, у тебя деньги сквозь пальцы утекают. А я смотрю, где что подешевле можно ухватить. Там копеечку выкрою, тут… И всем хорошо!
В этом была вся Ирина Анатольевна. Она ходила в самые бюджетные магазины, хранила скидочные купоны, сертификаты и флаеры, что раздают у метро. Оформляла дисконтные карты, копила баллы, собирала наклейки, чтобы обменять их потом на набор ножей или кастрюль. Ее стремление к порядку, чистоте и экономии было неискоренимо, и Лору она считала неряхой и транжирой.
Однажды перед каким-то застольем Ирина Анатольевна вернулась из магазина, куда отправилась со списком продуктов, составленных Лорой.
– А баночку икры вы не купили? – Лора разбирала пакет и выкладывала продукты на стол.
Ирина Анатольевна беспечно хмыкнула:
– А на что она! Одна растрата. Я зато купила селедки. Знаешь рецепт такой? Берешь селедочку, чистишь, рубишь меленько, и с маслом, плавленым сырком и морковкой смешиваешь. Я все это «икоркой» называю. От красной икры почти что не отличишь – по вкусу, я имею в виду. Люблю, когда дешево и сердито. Сейчас приготовим!
Лора угукнула. А она вот не любила это «дешево и сердито»… Ложная «икорка» никогда не сравнится с настоящей, да и к чему? Зачем подменять и обманывать, называть блюда чужими именами? Людей ведь не называют… хотя и пытаются заменить одних другими, и даже довольно часто…
Будущее казалось Лоре тоскливым. Она уже перестала кормить сына грудью и видела, как он становится все самостоятельнее день ото дня. Конечно, до совершеннолетия ему еще далеко, пешком под стол ходит, но все же они окончательно разъединились, Лора и Алеша.
Но хуже всего то, что окончательно разделились Лора и Глеб. Она не заметила, когда именно это произошло, что послужило причиной. В таких явлениях нет одной причины, одного поворотного дня. Чуть слабее улыбка, чуть короче поцелуй, чуть раздраженнее вопрос. Усталость, ворох дел и забот. Выходя из декретного отпуска, Лора думала, что скоро все вернется на круги своя, что они снова будут решать связанные с магазинчиком задачи. Они и решали, но деловито, словно коллеги, а не супруги. О таком обычно болтают на женских форумах, и явление становится настолько обыденным, набившим оскомину, что перестает казаться настоящей, реальной жизнью, все время кажется, что такое случается только с другими, людьми недалекими, неумными, нечуткими… И вот теперь Лора оказалась в той же ситуации, а как – и сама не успела заметить. Если вспомнить сравнение с пресловутой любовной лодкой, то даже крушения как такового не было, просто где-то в корпусе появилась течь, и тут надо было либо что есть сил вычерпывать прибывающую воду, либо облегчать лодку от носа до кормы, либо объявлять эвакуацию. Иногда Глебу не то чтобы хотелось романтики, но он вспоминал, что, кажется, женщин надо баловать, и тогда устраивал что-нибудь неожиданное и приятное, и Лора радовалась. Он притаскивал домой букет гербер или вез ее в кино, где они два часа хрустели попкорном. Но часть нее, маленькое вертлявое существо на ломких ножках, сидящее в самом дальнем уголке души, взирало на это отстраненно и даже со злорадством, не очень объяснимым. Будто знало, что все попытки напрасны. Периодически Глеб ревновал ее – то к участковому педиатру, улыбчивому брюнету с темными волосками на руках, то к отцу-одиночке, с которым она перебросилась парой фраз, пока дети копошились в песочнице.