Черный код
Шрифт:
Я думала о Максе. Опять. О том, что он мне сказал. Даже во сне умудрился уйти от прямого ответа на вопрос, показав вместо сцены преступления фантазии о свободе. Но зато искренне прожил в них сам. И произнес те слова, взбудоражившие меня до глубины души…
С самого первого взгляда верил в меня? С какой стати? Я никогда не давала ему даже намека на какое-то особое расположение. Ничего нельзя рассказывать? Почему? Ему кто-то угрожает? Шантажирует молчанием? Может, и нападение в камере связано с этим? Сколько неизвестных в уравнении с убийством Соловьева? Сначала казалось,
Что в ячейке? Где ее искать? Спросить у Дарьи, в каком банке ее брат предпочитал хранить ценные бумаги? Но даже если и узнаю, кто меня пустит в хранилище? С какой стати и на каком основании? Организовать служебную выемку? Но не сделаю ли я только хуже, обнародовав загадочное содержимое?
И самый главный вопрос — что с Максом будет теперь? Мне пришлось бросить его, не убедившись в состоянии здоровья и в том, что он не спутает «ту» жизнь с «этой», не сойдет с ума, поверив, что спит «здесь», а по-настоящему существует «там». Я бы, например, предпочла оказаться на свободе, чем продолжила сидеть в тюрьме. Как и любой человек, пожалуй.
Домой приковыляла только под вечер. Сергей встретил с горящими глазами. Даже не стал спрашивать, где меня черти носили, сразу с порога перешел к делу:
— Маська, нас на передачу «Тихий вечер» пригласили!
Я молча расстегнула куртку, открыла шкаф, потянулась за вешалкой, а он, видимо, ожидал более восторженной реакции, потому что затих, но вскоре оживился с удвоенной силой:
— Телеканал, конечно, не центральный… так, городской, местечковый, ерунда… но все равно ведь приятно, да?
— Угу, — сказала я и принялась разуваться.
— Программа про перцепторов. Что это такое и с чем это едят. Ну и немного о твоем деле, — спохватившись, муж добавил: — Я сразу сказал, что подробностей мы не разглашаем. Ну как, пойдем?
Я выпрямилась и посмотрела на мужа, поражаясь собственному безразличию. Ведь раньше что-то чувствовала к нему, занималась с ним сексом, мечтала о совместном будущем. А теперь даже злиться не хотелось.
— Иди, Сереж.
Муж нахмурился.
— Как это «иди»? А ты?
— Я соглашение о неразглашении подписывала. И по делу, и вообще. Ты тоже подписывал, но только в лаборатории, сколько уже воды утекло… так что иди. Иди-иди, — я чмокнула его в щеку, как целуют чужого ребенка: вскользь, скорее чтобы создать видимость ласки, чем подарить ее по-настоящему.
Сергей повернулся к зеркальной двери шкафа, придирчиво оглядел себя, повернул голову из стороны в сторону, коснулся пальцами висков.
— Подстричься, наверно, надо. Зубы отбелить, — он растянул губы и скорчил гримасу своему отражению. — Одежду, сказали, дадут для эфира, а потом подарят насовсем. Наверно, что-то модное. Подмышками, тоже наверно, побрить надо. А то перед костюмерами неприлично…
Вот же как. Всю жизнь не брил подмышками, а тут — приспичило.
— Между ног тоже побрей, Сереж. И задницу, — неожиданно вырвалось у меня. — А то неприлично.
— Что?! — муж обернулся с такими круглыми глазами и бледным лицом, что я уже пожалела о порыве.
— Ничего, ничего. Дурацкая
Весь вечер мы больше не разговаривали.
Глава 7
На следующий день меня вызвали в Центр Научных Технологий, который, по сути, являлся фронт-офисом нашей лаборатории. Попросили явиться с документами. Я сразу поняла, зачем.
Вронская позвонила, когда я как раз была на пути туда.
— По-моему, мы договаривались, что вы не будете действовать за моей спиной, Анита, — ледяным тоном отчеканила она, едва я успела поднести трубку к уху. — А я слышу про незапланированные сеансы.
— Вы хотите, чтобы ваш клиент вышел на свободу? Не мешайте мне работать, — в тон ей огрызнулась я, понимая, что терять уже нечего. — Буду делать то, что посчитаю нужным для результата.
— А вы крепче, чем кажетесь, — вдруг хмыкнула старуха.
— А как вы думаете, почему моя работа стоит так дорого? Слабаков у нас не держат.
— Вы можете остаться без работы. Сторона обвинения пытается опротестовать ваш допуск.
Я беззвучно выругалась, но постаралась подавить панику. К этому все и шло, не так ли? Чему удивляться?
— Вы — адвокат, Марина. Сделайте с этой проблемой что-нибудь.
Вронская рассмеялась хрипловатым сухим презрительным смехом.
— Я — адвокат, но не Господь Бог. Вы слышали, что с адвокатами надо сотрудничать, чтобы они могли вам помочь? А не действовать поперек правил, как глупая девчонка!
«Девчонку» пришлось проглотить вместе с «глупой».
— Так станьте богом! — воскликнула я. — Вам же тоже не копейки платят! Для чего? Чтобы молчать на заседаниях? Вы уважаете Макса? Вы верно служите ему? Значит, сделайте это для него, а не для меня!
С этими словами я выключила телефон и швырнула его в раскрытую сумку, стоявшую рядом. Положила обе руки на руль, вдохнула и выдохнула, постаралась сосредоточиться на дороге. Мне предстояло гораздо более серьезное сражение, чем перепалка с адвокатом Велса.
Вот и показалось белое здание с фасадом сплошь из тонированного стекла. Центр Научных Технологий. Вотчина, из которой мы, Десятка Лучших, когда-то вышли лицензированными специалистами и разбрелись каждый своим путем. Странно, лаборатория ассоциировалась у меня с Соловьевым, а вот это здание — нет. Я помнила лишь запах чернил для ксерокса, скрип ручек на бумаге, тишину пустых коридоров. Редко тут бывала, лишь по каким-то бюрократическим делам.
Я отыскала свободное место на стоянке и с некоторой дрожью в коленях вошла в автоматические двери здания. Сотрудник безопасности на входе проверил мой пропуск, кивнул с узнаванием во взгляде. Я пересекла холл и вошла в лифт с изображением карты мира на задней стене, похожей на символ ООН. Нажала кнопку и заметила, как трясутся руки. Быстро сцепила их в замок перед собой и пока поднималась наверх, проверила в зеркальном отражении боковой стенки — незаметно. По крайней мере, не так заметно. Главное, не брать стакан воды или лист бумаги, чтобы не выдать себя.