Чёрный Корпус. Отряд "Зеро"
Шрифт:
Теперь у меня есть Марья.
При одной мысли о тёмной королевне в душе поднималось тихое счастье оттого, что она просто есть, и в то же время скручивало такой смесью тоски, желания и непривычной нежности, что хоть убивайся, лишь бы снова увидеть её. Я помнил жесты, взгляды, улыбки. Помнил оттенки голоса, тёплое щекочущее дыхание и ароматно-нежную прохладу кожи. Я мечтал заинтересовать Марью как мужчина, хотел как можно больше знать о ней настоящей, быть рядом, делать для неё всё, что попросит, несмотря на всю очевидную глупость подобных мыслей.
Она - богиня, а я - смертный человек.
Я не понимал себя, не понимал своих совершенно ненормальных чувств и эмоций. Вся логика разбивалась о глубинное "люблю" и "моя". Живи я сейчас обычной жизнью, вообще ни о чем думать не смог бы, кроме Марьи. Какая-то часть сознания втихаря даже испытывала облегчение оттого, что её нет рядом. Если уж в виде призрака так накрывало, за поведение тела было бы вовсе чертовски стыдно.
Но кроме этого я знал: даже Позови я её - ничего не выйдет.
Не придёт она. Скучно ей со мной, таким чурбаном, будет. Хоть прямо сейчас от тоски сдохни - и кончика носа не покажет. Так и буду валяться, ни живой, ни мёртвый.
И тем сильнее я ждал момента, когда смогу вернуться к жизни физически здорового человека.
Жизнь наивного обывателя закончилась.
А духовно я навсегда заболел Марьей.
***
– Ну, вот и всё, готово, - Абрамыч осторожно снял с меня маску биогеля. По отвыкшей сетчатке ударило светом даже через закрытые веки. Зато дышать стало намного легче.
– Можешь посмотреть.
Я вздохнул и осторожно приоткрыл глаза.
Свет. Резкий, ослепительный до слёз. Я заморгал, избавляясь от навернувшейся влаги.
– Это хорошо, голубчик, - лица коснулось что-то мягкое, осторожно промокая жидкость.
– Значит, всё у тебя срослось как надо. Давай, посмотри на себя.
Куда деваться, открываю глаза, хотя щурюсь. Абрамыч улыбается и протягивает мне зеркало. Чёрт... Руки дрожат. Ладно, Лёха, соберись, не дрейфь.
Осторожно беру зеркало - пальцы ещё в плёнке биогеля, - и смотрю.
Ёёёёё... На планшете по-другому было.
В зеркале незнакомое лицо. Не шире и не уже моего старого, но другая форма носа, губ, измененный разрез глаз, слегка иная линия бровей, скул и подбородка. Тёмно-русые волосы мои. Но глаза из карих стали серыми. Никаких особых примет, на шрамы и швы нет даже намека, лицо приятное, но если отвернуться - сам не вспомню, как выгляжу. И это теперь я.
В толпе просто растворюсь.
– Нравится?
– Абрамыч с любопытством ждёт моей реакции. Прикрываю глаза. "Да".
Какая теперь разница. Обратного пути нет.
– Вот и хорошо, - старый доктор забирает зеркало.
– Отдыхай, на всё про всё тебе неделя.
Неделя? Чтобы встать на ноги после операции?
Розенбаум меня понял. Откинул одеяло, осмотрел голени.
– Встанешь, голубчик, хватит тебе отлёживаться. Заживает на тебе всё просто отлично, уж поверь старому доктору, я многое повидал, - он поправил очки, но в глазах мелькнуло странное выражение.
– Поди, сам по работе соскучился, а?
Я молчал. Новую работу я не знаю. Старой у меня уже не будет.
Скучать мне не по чему и не по кому.
Разве что... Мысленно улыбнулся, вспомнив Марью. И, как оказалось, не только мысленно.
– О-о, улыбаешься, значит и впрямь соскучился, - довольный Розенбаум заглядывал мне в лицо.
– Не переживай, она тебе понравится.
Еле сдержался, чтобы не врезать себе кулаком по лбу.
Дурак ты, Лёха! Дважды дурак! Замечтался, забыл, что лицо не деревянное уже.
Короткий кивок, стереть с губ уже просто вежливую улыбку, и закрыть глаза, мысленно скользнув за стеклянную стену. Здесь я чувствовал себя в безопасности.
– Руки давай, - Абрамыч, однако, не собирался уходить. И пока он снимал биогель, осматривал мои пальцы, задавая вопросы про самочувствие, я отвечал и наблюдал за всем происходящим холодно и отстраненно. Так, словно в самом деле находился за непробиваемой толщей стекла.
О тёмной королевне я старался не думать и не вспоминать.
Моя задача сейчас укрепить свои позиции в реале.
Неделя тренировок пролетела совершенно незаметно. Я усиленно заставлял отвыкшее от нагрузок и движения тело подчиняться. На третий день я уже мог самостоятельно есть, сидеть, вставать и даже односложно говорить. Хотя голосовые связки не трогали, от долгого вынужденного молчания голос неожиданно стал более низким и глубоким, но мне нравилось. В остальном Абрамыч оказался прав: внешне я совсем другой человек. Определить, что ныне покойный капитан Донников и я идентичны, теперь можно только по ДНК. Значит, нигде нельзя оставлять ни кровь, ни волосы, ни частички кожи. Даже плеваться нежелательно. Чёрт. Похоже, с базы меня так просто не выпустят даже с новой внешностью. Или выпустят в комбезе абсолютной защиты.
На четвертый день Розенбаум явился со своим планшетом.
Внутри разом закрутили тугую пружину. Что там опять?
– Ну что, голубчик, как самочувствие?
Я посмотрел на доктора и кивнул: "Нормально".
– Ты говори, голубчик, говори, - улыбнулся тот.
– Не намолчался ещё?
– Нор... ма, - я отложил зеркало, перед которым тренировал мимику и речь. Получалось не очень. Но, если верить Розенбауму, всё исправят тренировки. Оснований не доверять словам этого спеца явно очень высокого класса не было. Но и говорить при посторонних пока неловко.
– Вот и отлично, вот и хорошо, - Абрамыч положил планшет на столик, прилепил ко мне какие-то датчики, отошёл от кровати и легко поманил рукой.
– Иди-ка сюда. Пора тебе.
Внутренняя пружина тихо дзенькнула и развернулась. Вот оно. Пора.
Я встал, опираясь на спинку кровати. Ноги заметно дрожали, и сделать первый шаг страшно. Мне казалось, что при попытке движения просто упаду. Стоять-то я уже пробовал, но ходить...
– Давай, голубчик, смелее, - Абрамыч обнадеживающе улыбался в бороду.
– Всего-то три шага.