Черный Кровавый Триллиум
Шрифт:
Она сосредоточилась и подумала:
«Собственно, то, что сотворил Узун,— это магия или ментальное искусство, которым пользуются оддлинги для дальней мысленной связи. Что, если попытаться вызвать сестер... Вполне может быть, что их уже нет в живых, однако что-то подсказывает мне, что с ними все в порядке. Но даже если мне не удастся увидеть их через такую даль, это ни о чем не говорит. Вполне вероятно, что сама Бина поставила вокруг нас барьер, чтобы Орогастус не смог найти нас и убить. Но может, мне, чья судьба прочно связана с их судьбами, этот барьер не помеха? А вдруг это повредит им?»
Она встала на колени и осторожно, чтобы не спугнуть робкий отблеск звезды, принялась взывать в пространство. Ночь замерла, притаились выступившие из мглистой черноты камни. Девушка представила
«Кади... Кади... Ты жива? Позволь мне увидеть твое лицо...»
И вдруг на мгновенье мелькнула на поверхности лужицы улыбка. В нос ударил запах ароматного мыла, стали видны плавающие в ванне темные сестрины волосы... И вновь пахнуло сладчайшим благовонием...
Потом все исчезло.
Харамис села, прислонилась спиной к шершавой мшистой стене. Неужели это случилось? Она же ясно видела... Это была Кади, ее улыбка, ее волосы... Она купается в ванне? Как странно! Этого быть не может! Но она же видела... Нет, спать, спать, спать! А этот опыт мы запомним.
Глава 15
Принцесса Анигель проснулась от невозможности вздохнуть. Вся в холодном поту, она схватила свой амулет, и янтарная капелька с включенным внутрь цветком обожгла руку... Опять тот же сон! Засуха, стена огня, плач и скрежет зубов... Опять мольбы о спасении, бессилие и ужас, от которого заныло сердце. Чертов сон! Это просто глупо постоянно переживать один и тот же кошмар! Она же теперь знает, что означает это видение. Ей все подробно объяснили, она поняла и пообещала быть храброй, разве не так? Тогда почему этот сон преследует ее? Это нечестно!
Между тем суденышко уйзгу стремительно неслось вперед, вода торопливо плескала за бортом. Вот бы взглянуть на этих животных, которые тащат лодку. Или, может, это рыбы? Анигель вздохнула.
Суденышко заострено с обоих концов и могло плыть как вперед, так и назад. Длиной оно не превосходило лодки ниссомов и напоминало обычные плоскодонки, только было сделано не из ствола дерева коло, а связано из пучков тростника, стянутого так плотно, что внутрь не попадало ни капли воды. Кроме того, изнутри судно уйзгу было отделано какой-то необыкновенно твердой пленкой.
Все-таки риморики были, по-видимому, животными, так как время от времени на поверхности воды мелькали их покрытые мехом спины. У этих зверей ростом с человека были обтекаемые рыла, большие черные глаза и перепончатые лапы, снабженные ужасными когтями. Шкуры пегие, цвета бутылочного стекла. Высовывая голову из воды, риморики фыркали и издавали тонкий свист. Анигель решила подружиться с ними, но они зарычали и обнажили клыки. Эти существа были впряжены в суденышко посредством двойной сбруи, и двое уйзгу — их звали Лебб и Тиребб — управляли ими с помощью длинных кожаных поводьев. Останавливались каждые шесть часов, когда добирались до следующей деревни уйзгу, где меняли животных.
Вокруг расстилалась странная, блистающая земля — Золотые Топи. Третий день плыли в этом слепящем, удушающем мареве. Все вокруг, казалось, вымерло от нестерпимой жары — всего несколько раз в этом непуганом девственном краю по берегам проток промелькнули дикие животные. Но зато птиц здесь было в изобилии. Стаями проносились они над головами путешественников, причем у некоторых особей размах крыльев был более элса.
И рыбы!.. По утрам вода пенилась от бесчисленных плавников, круги нескончаемо плыли по мутной желтовато-серой реке. Анигель могла поклясться, что слышала чавканье пожиравших золотистый тростник крупных бочкообразных тварей.
Путешественники вышли в плавание перед рассветом, и сначала плоскодонка двигалась извилистым узким каналом, проложенным через совершенно непроходимые джунгли к северу от Тревисты. Это было искусственное сооружение, и петляло оно так, что очень скоро Анигель потеряла всякое представление о том, куда они плывут. На второй день видимое пространство вокруг расширилось, лес поредел, заросли камыша по закраинам мелководных застойных озер сменились какой-то неизвестной принцессе низкой и колючей травой. К середине дня вплыли в степь, ровную, высохшую от зноя, с редкими светлыми рощицами.
Время от времени они останавливались возле достаточно высоко приподнятых над водой маленьких островков. Богатство цветов и разнообразие плодов в этих райских уголках было невообразимое — уже издали острова угадывались радужными шапками на фоне выжженной степи. На этих островках обычно селились уйзгу. Деревни их были очень маленькие — всего несколько домов. Народ здесь жил очень робкий — местные жители даже Анигели пугались; дети прятались за женщинами, только любопытные глазенки посверкивали из-под тростниковых навесов. Уйзгу кормились рыбой, пили священный напиток, который назывался митон. Как он готовится, принцесса так и не узнала — Имму не стала ничего объяснять; более того, она запретила девушке даже пробовать его. В отличие от ниссомов, уйзгу не пользовались огнем. Жили они в тростниковых хижинах, на сваях, что защищало их от сезонных наводнений. Были уйзгу куда меньше своих ближайших родственников ниссомов, разгуливали почти голые, не считая коротких юбочек, сплетенных из травы, и многочисленных золотых украшений — цепочек, нагрудников, налокотников, браслетов, серег и колец в носах (правда, не у всех — как сообразила Анигель, подобные украшения считались высшей наградой). Золото местные жители выменивали у горцев виспи. Вокруг глаз у всех взрослых уйзгу были нарисованы три цветных круга, у мужчин на груди — те же самые знаки, но с точкой в центре. Тела их были покрыты короткой шерстью и смазаны каким-то маслом, издающим резкий мускусный запах. Анигель вначале не обратила на это внимания, но, когда ей были представлены владельцы лодки Лебб и Тиребб и пришлось обменяться с ними рукопожатиями, девушке с трудом удалось скрыть отвращение, вызванное прикосновением к их осклизлым мокрым ладоням. Теперь ей стало понятно, почему рувендиане называли уйзгу скользкими дьяволами! Кормчие и Имму с трудом понимали друг друга, но, в общем-то, им и не о чем было говорить. Уйзгу досконально знали маршрут, они обещали провидице как можно быстрее доставить в Нот принцессу и ее воспитательницу, и никаких вопросов у них не возникало.
Особенно поразили и восхитили Анигель местные ночи. После первого дня путешествия она долго не могла заснуть, и на ее глазах, с уходом света, вдруг начало разыгрываться удивительное и волнующее представление.
Прежде всего, с наступлением сумерек по воде и над стеной тростника пополз туман. Он густел на глазах, последние солнечные лучи, играя, неуловимо меняли его окраску. С погружением во тьму туман стал редеть, обращаться в дымку, подернувшую огромный опрокинутый купол неба, и в этой дымке проснувшиеся звезды казались вдвое крупнее и наряднее, чем обычно. Светились они ровно, томительно и странно, меняя цвет. Анигель затаила дыхание... Зрелище дополнялось не менее восхитительными звуками. Здесь не было тех завываний и рыков, которые до смерти пугали принцессу на Нижнем Мутаре, в Тревисте. Ничто не нарушало чарующего неумолкающего многоголосия ночи. Дробями, словно отбиваемыми на звонких барабанах, лопались в болотах пузыри, в их раскатистый перестук вплеталось шуршание лодки, бортами касающейся пучков травы и камыша. Первую партию в хоре вели ночные птицы и ветер, с легким посвистом разгонявший туман и шевеливший заросли. Если прибавить густой настой благоуханий вперемежку с запахом гнили, струйки пахучего мускуса, исходившие от Лебба и Тиребба, крепкий болотный дух, то картина сущего обретала стройность и законченность.
Скоро Анигель от обилия впечатлений потянуло в дрему. Глаза слипались. Не спать, не спать, упорно твердила она себе.
Но долго ли могло продлиться сопротивление?
...И вот вновь перед глазами ее спальня, вид из окна на погибающую от нестерпимого зноя землю, надвигающаяся стена огня. Судорожно дернувшись, девушка проснулась, огляделась — вокруг все та же ночь, только ясные звезды, уменьшившись в размерах, поменялись местами, и на западе в золотистом сиянии нежились Три Луны.
Снова приказав себе не спать, Анигель туг же заснула, на этот раз безо всяких видений, задышала ровно, глубоко.