Черный Легион: Омнибус
Шрифт:
— Скажи своей зверушке, что может оставить его себе.
Оборванный Рыцарь повернулся, схватил свой клинок, и палуба у нас под ногами затряслась от его бегущей поступи. Один удар мечом — и полуразбитая дверь распалась на куски. А затем он скрылся, преследуя образ Телемахона, который я вытравил в его примитивном мозгу.
После него оставалось чувство пустоты, той слабости при пустом желудке, какая бывает, если слишком долго пробыть без пищи. Голода, который настолько силен, что от него болят кости.
— Я снова открою проход, — произнес я. — Когда увижу, как умрет Телемахон.
— Мне
— Леор, это не вариант.
Он посмотрел на меня. Я видел в его глазах борьбу: остаться и драться вместе со мной, или же бежать на мой корабль, где он будет практически беспомощен.
— Хорошо. Я с тобой.
Мы пустились в погоню.
Леору еще сильнее, чем когда-либо, хотелось сойтись с тварью в бою. Не знаю, отсутствовало ли у него ощущение собственной смертности с рождения, или же его вышибли из мозга, когда туда вбили черепные имплантаты. Он знал, что демон служит мне, однако все равно жгуче желал помериться с ним силами, даже увидев, что тот сделал с почти двадцатью Детьми Императора.
Мы следовали за демоном по верхним палубам, не надеясь догнать столь быстрое создание. Гира двигалась впереди, перепрыгивая через беспорядочно разбросанные расчлененные трупы Детей Императора. Волчица была призраком, она ни разу не прикоснулась ни к одному из тел и растворялась во тьме, когда путь оказывался блокирован, а затем выпрыгивала из теней впереди.
Выслеживание демона совершенно не составляло сложности. Стены и пол были покрыты кровавым следом, высохшими лужицами брызг застывающей меди, которые отмечали места, где тварь пробежала до нас. Дети Императора наносили ей раны, а то, у чего течет кровь, можно и убить. Однако эта задача была далеко не простой.
Правую стену нескольких коридоров украшали раскаленные линии рассеченного металла, которые оставил огромный медный клинок демона, разрывавший дюрасталь, пока существо бежало.
— «Белая гончая» под обстрелом, — передал по воксу Леор на бегу. Его интонация сообщала то, о чем умалчивал голос. Его корабль погибал в пустоте, и он не мог ничего с этим поделать. — Что с «Тлалоком»?
— Мой корабль цел.
— Вокс-канал все еще открыт?
— Нет.
Правда была проста: я бы осознал и почувствовал момент смерти Нефертари. Однако некоторые секреты предназначались только для меня одного.
— Я бы ощутил психический разрыв, — сказал я.
Леор издал раздраженное ворчание.
— Просто скажи «магия» и все. Хватит пытаться нагнать таинственности.
Магия. Вот уж действительно глупое слово.
Мы вышли из командного сектора на основные палубы общежитий. Эти узкие, напоминающие лабиринт коридоры и комнаты соединялись со всей очаровательностью крошечных жилых квартир шпиля улья.
Довольно скоро я услышал глухие удары ужасающего клинка по керамитовой броне. Звук эхом разносился по залам, словно звон треснутого колокола собора. Снова. Снова. Снова.
Гира исчезла в комнате перед нами, промчавшись в раскрытую переборку. За открытой аркой располагался триклиний — одно из помещений, где человеческий экипаж «Его избранного сына» когда-то собирался на свои трапезы из насыщенного протеином супа.
Леор оставался рядом со мной, его эмоции нарастали. От его разума
Мы вместе ворвались в комнату с оружием в руках. Я увидел мертвых врагов, облаченных в черно-розовое. Их куски лежали на полу, на обеденных столах, привалились к вогнутым стенам. Я увидел Оборванного Рыцаря, который возвышался над всем этим, рубя своим медным клинком.
И я увидел Телемахона, последнего выжившего.
— Трон Терры, — проговорил я при виде него. Проклятие, от которого я избавился за десятки лет до того.
Я уже говорил, что Телемахон обладал прекрасным голосом — мои слова не в состоянии в полной мере выразить его низкую, мощную, медоточиво-гортанную звучность — однако это не идет ни в какое сравнение с тем, как он сражался в тот день. Вот где была подлинная красота.
Поэты часто упоминают «грацию воина» и «танец» ног умелого бойца. За все выпавшие мне годы войны я никогда не усматривал в этом ничего реального, пока не увидел его поединок с Оборванным Рыцарем.
Не забывайте, что я ненавижу этого человека. За тысячи лет мы пытались оборвать жизнь друг друга более сотни раз. Мне горько вообще говорить о нем что-либо хорошее.
Он сравнялся с демоном по росту, встав на длинные столы триклиния, и отводил удары Оборванного Рыцаря мечами, которые держал в обеих руках. Он не просто размывался в движении, а стал чем-то текучим и нереальным. Оба клинка двигались в абсолютной гармонии друг с другом — он парировал, переводил в темп, блокировал и наносил ответные удары мечами в математически безупречном согласии.
Ситуация поднималась над чудом, становясь безумной, благодаря его лицевому щитку. Прекрасный серебристый лик, совершенное лицо юноши, выглядел полностью спокойным. Безмятежным. Возможно, даже скучающим.
Парными мечами непросто сражаться, и еще сложнее делать это хорошо. Многие бойцы лгут сами себе, будто в этом есть какое-то реальное преимущество перед клинком и пистолетом, мечом со щитом, или же более мощным и длинным одиночным клинком. К использованию парного оружия обычно прибегают те, кто больше наслаждается рисовкой, чем мастерством, и любит элемент устрашения. Даже в Легионах мало кто владеет им мастерски, и когда видишь воина с двумя клинками — это почти всегда первый признак чрезмерно уверенного в себе глупца.
Но Телемахон превратил рисовку в искусство, которое идеально сочеталось с его колоссальным мастерством. Он поднимал клинки навстречу всесокрушающим ударам, и ему приходилось отступать там, где любой другой уже был бы мертв. У Оборванного Рыцаря было преимущество в силе, радиусе досягаемости, росте, и единственное, что этому мог противопоставить мечник — полностью вкладываться в каждый отклоняющий удар. Несколько секунд, от которых замирало дыхание, я наблюдал, как он отступает с диким, яростным изяществом, а клинки искрят, парируя замахи демона. Он не просто блокировал, от такого его мечи бы наверняка сломались. Он принимал каждый надвигающийся удар в точности под нужным углом, который позволял отбить в сторону, а не принимать на себя силу инерции.