Черный легион
Шрифт:
Получив письменное признание майора, заверенное подписью и отпечатками пальцев, Скорцени счел, что будет благоразумнее, если майор до поры до времени останется на этом свете.
— Что вас удивляет, Эйховен? — улыбнулся штурмбанн-фюрер своей изувеченной шрамами улыбкой, видя, как испуганно смотрит на него майор, не веря, что ему действительно дадут возможность сесть за руль и спокойно уехать в сторону Рима.
— Все, — мрачно проворчал англичанин.
— Что отпускаем вас живым?
— На Скорцени это не похоже.
— Не похоже,
— Даже мертвецам не доверяют, — не потерял чувства юмора чопорный англичанин. — Вырождение профессии, майор Скорцени.
40
— Я понимаю, что не вправе вмешиваться в план операции, господин пггурмбаннфюрер, — когда речь шла о служебных делах, Лилия Фройнштаг умела сохранять субординацию. А главное, знала, что Скорцени это нравится.
— Ну почему же… — озадаченно протянул штурмбаннфюрер. — Все зависит от степени вмешательства. И конечной цели.
— Тут случай особый. Вам не кажется, что в спектакле, связанном с похищением папы римского, мы с самого начала не учли один важный персонаж?
— Боюсь, что мы не учли целую уйму персонажей, Фройнштаг.
Волосы у нее были на удивление жесткими. В прошлую ночь он этого почему-то не заметил. А вот то, что не по-женски мускулистое тело тоже представало жестким, словно у отработавшего свой ринговый век отставного боксера, это уже было знакомо ему. Однако ничто не мешало Скорцени ощущать истинное наслаждение от близости с этой женщиной.
— И несколько существенных деталей.
— Подозреваю, что с каждым днем их будет всплывать все больше и больше — всяческих тонкостей, нюансов и всевозможных неожиданностей, — проговорил Отто, прервав свой поцелуй.
— О деталях — потом. А вот персонаж действительно важный.
— Хотелось бы знать, кого именно ты имеешь в виду.
— Женщину.
Скорцени задумчиво промолчал, стесняясь признаться, что совершенно не понял, о чем это она.
— Мы все еще говорим об операции, связанной с папой римским?
— О ней, естественно.
— Хочешь открыть для меня, что и папы римские — не святые?
— Ты ведь знаешь, если во мне и убито что-либо сугубо женское, так это страсть к сплетням.
Лилия сидела в постели рядом со Скорцени, накрыв плечи одеялом, и все чаще наклонялась, чтобы соблазнить для очередного поцелуя.
— Подтверждаю.
Время, отведенное судьбой для того, чтобы побыть со Скорцени в постели, Лилия не использовала ни для грубого секса, ни для излишних сантиментов. Понятие «любовная игра» она воспринимала в его наиболее натуральном толковании. Фройнштаг и сама была азартным игроком, умеющим вовремя призвать на помощь всю свою недюжинную силу, взрывную энергию и сексуальную фантазию.
Иногда Скорцени казалось, что она предстает даже слишком азартным и чувственным партнером. И хотя встречи их начались совсем недавно, штурмбаннфюрер уже понял, что в любое время должен быть готовым поддаться безумию ее постельных игрищ. Соответствовать тому идеалу мужчины, в рамки которого Фройнштаг упорно пыталась загнать его. Да, он должен быть готовым к этому, если только не желает окончательно разочаровать эту пылкую баварку.
— Но все же, при чем здесь женщина? Папа римский, как-никак. Шестьдесят семь лет, если меня не подводит досье.
— Оно явно подводит вас, штурмбаннфюрер. Речь не о возрасте папы. Возраст меня вообще не интересует. Речь о другом. Я, конечно, не получила возможности изучить досье Пия XII.
— Непростительная оплошность с моей стороны.
— Но, насколько я поняла, в нем не нашлось места для главного действующего лица ватиканской «святой комедии» — Паскуалины Ленерт.
— Паскуалины? Ленерт? Ну почему же? Где-то ее имя мелькало. Экономка папы? Верно?
— Это имя Пия XII иногда где-то там мелькает, мой штурм-баннфюрер. А сестра Паскуалина, «папесса Паскуалина», как ее называют в кулуарах папской обители, — не без ехидства уточнила она, — случай особый.
— Значит, все-таки любовница?
— И любовница тоже. Что вас так поражает? Вы что, милый мой, не слышали о романе папы римского с герцогиней Лукрецией Борджиа?
— Герцогиня слыла первой красавицей Рима и чьей-то беспутной женой?
— Вы невежда, штурмбаннфюрер. Красавицей она никогда не была, во всяком случае в моем представлении, зато слыла родной дочерью этого самого папы. А в любовниках, кроме отца, слыли еще и два ее брата. Кстати, «неродных» любовников она имела обыкновение отравлять.
— Мои христианские уши не слышали всего этого, Фройн-штаг. Давайте лучше вернемся к Пию XII.
— Охотно. Однако предупреждаю: здесь ваши уши просто-напросто увянут.
— Роман в апостолическом папском дворце? Секс святых старцев в Сикстинской капелле? — огорченно покачивал головой Скорцени. — Нет, Фройнштаг, вы что-то напутали. Вам подогнули не то досье.
— Вас покарает Господь, Скорцени. Не за богохульные речи относительно Сикстинской капеллы, а за то, как вы относитесь к женщинам. Роль женщины, приближенной к папе, нельзя определять столь прямолинейно, как это пытаетесь сделать вы.
41
Скорцени промолчал, ожидая, что Фройнштаг продолжит свою мысль, однако она тоже умолкла, замкнувшись в ущемленном чувстве собственного достоинства.
Отто уже заметил: с Фройнштаг такое случается. Она умеет молчать с вызовом, с укором, источая при этом само презрение. Такая обостренность реакции, пожалуй, была единственным серьезным недостатком этого агента. Зато ведь и достоинств было немало.
— Меня покарают за мое отношение к Паскуалине или к женщине вообще?