Черный легион
Шрифт:
— Что касается лично вас, унтерштурмфюрер, — выдержал ее пылкий, но довольно грубоватый поцелуй, — то не очень-то вы заботитесь о том, чтобы немецкие мужчины действительно принадлежали вам.
— Я ведь уже объяснила: я — солдат, «коршун Фриденталя». К сдержанности меня вынуждают обстоятельства. Вокруг меня тысячи истосковавшихся парней. Кроме того, я имела в виду лучших немецких мужчин, а не все то, что лишь наделено мужской плотью.
— И все же я так и не понял: сейчас я лежу с девушкой или с солдатом? — съязвил Скорцени, упорно не желая прощать ей расправы с Катариной. И сразу же ощутил, что, не теряя времени, Фройнштаг окончательно оголяет его тело.
— Помолчи, — довольно грубо оборвала его Лилия. — И не нервничай, — добавила чуть нежнее. Голос ее привык к командам. — Я сама. Все сама. Мне нравится играть роль мужчины. Не возражаешь? — шептала она, обхватывая его ноги своими мощными, щедро налитыми ногами. И, просунув руки под плечи, яростно прорезала свое тело той сладостной болью, какую только способно породить обладание мужчиной.
Прислушавшись к своим чувствам, Отто ошалело помотал головой: вроде бы все давно знакомое, но в то же время ощущается нечто необычное — в темпераменте, в какой-то странной ожесточенности этой женщины.
— Ну, бери меня, бери. Сильнее, ну! — металась и терзала Лилия его тело еще и через несколько минут после того, как Скор-цени почувствовал, что, удовлетворенный, готов окончательно успокоиться. — Говори. Говори все, что хочешь. И делай… что хочешь. — Обволакивала его тело и волю клубком не по-женски тренированных мускулов. — Какая итальяшка способна одарить тебя такой энергией? Ну!.. — со звериной неутомимостью терзала и терзала его Фройнштаг почти до самого рассвета.
34
Машина, увозившая архиепископа на север, по шоссе, ведущему на Флоренцию, быстро приближалась к гряде высоких, поросших виноградниками холмов. Ориньяк осматривал их умиленным взглядом крестьянина, вернувшегося в родные края после многих лет скитаний.
Личный шофер папы, которому поручено было доставить Ориньяка домой, встревоженно оглядывался назад. Опытный сотрудник итальянской тайной полиции, он сразу же определил, что у них на хвосте висит какая-то машина. И хотя он пока ничего не говорил архиепископу, однако дилетантская беспечность пассажира уже начинала раздражать его.
— Почему вы так часто оглядываетесь? Что-то случилось? — поинтересовался наконец архиепископ, когда, в очередной раз оглянувшись, водитель чуть не прозевал крутой, уводящий на серпантин небольшого перевала, поворот.
— Это должно беспокоить прежде всего вас, — как можно любезнее ответил водитель. И никакая интонация не могла снять заложенной в смысл его слов раздражительности.
— Все мои тревоги остались в Риме.
— Это вам так кажется, ваше преосвященство. Я же вижу, что нам основательно сели на хвост.
— На хвост? — машинально переспросил архиепископ. — Ну и что?
— А то, что нас «пасут» от самого Рима И дай Бог, чтобы в машине оказались люди из итальянской службы безопасности. Или ангелы-хранители из личной гвардии папы.
— Есть еще и третий вариант, — все с той же безопасностью продолжил его размышления архиепископ, — в машине люди монаха Тото.
— Это еще кто такой?
— Не важно. Главное, что его имя хорошо известно папе. Это люди Тото сопровождают меня. Если только машина действительно «пасет» нас, как вы изволили выразиться.
— Дай-то Бог, — задумчиво усомнился шофер. — Будь они людьми, отвечающими за безопасность папы, я бы об этом знал.
В двух метрах перед ними возник задок медленно идущего «хорьха». Водитель попытался обойти его, но «хорьх» ловко упредил маневр и вновь оказался впереди, явно намереваясь погасить скорость архиепископского «мерседеса».
Тем временем пикап, следовавший до этого за «мерседесом», оказался рядом с ним и до предела прижал его к бровке шоссе, за которой виднелся обрыв с каменистой осыпью. Водитель мстительно взглянул на Шардена.
— Это и есть люди вашего монаха?
— Они погубят нас, — едва слышно пробормотал архиепископ. — Кто их послал?
Еще через несколько мгновений, заставив «мерседес» остановиться, трое парней спортивного вида выскочили из пикапа и рванули дверцы папской машины.
— Архиепископ Ориньяк? — поинтересовался один из них, буквально выволакивая при этом священника из машины.
— Я, я архиепископ! Это машина самого папы римского! Она неприкосновенна.
— Ты слышал? Его волнует судьба машины, — ухмыльнулся парень, обращаясь к своему напарнику. Вели они себя спокойно и нагло.
— О машине мы позаботимся так же, как и о нем.
— Пока мы доберемся до предназначенной ему виллы, он успеет отслужить две-три мессы.
— Что делать с водителем, оберштурмфюрер? — поинтересовался третий, доселе молчавший верзила, но уже по-немецки.
— Нас он больше не интересует, — небрежно бросил тот, что мертвой хваткой держал за предплечье Ориньяка.
— Он никого больше не интересует.
Выждав, пока мимо пронесется несколько машин и этот дикий уголок шоссе снова опустеет, двое эсэсовцев оглушили шофера, усадили его за руль и столкнули машину с утеса.
35
Обратив внимание на то, что его завозят на виллу и вводят в здание, не завязывая глаз, Ориньяк понял: живым ему отсюда не выбраться. Он пришел к такому выводу, вспомнив все, что знал о повадках мафии и спецслужб.
— Архиепископ Шарден? — прогромыхал над священником человек с багровыми шрамами на лице, уже заметивший, что у архиепископа от страха подгибаются нош. — Он же Ориньяк?
— С вашего позволения, — пробормотал священник. — А вы тоже из монашеского ордена христианских братьев?