Черный легион
Шрифт:
37
Резкий телефонный звонок обрушился на него, словно секира палача. Он содрогнулся всем телом, подхватился, однако рука замерла над трубкой, будто над пылающей головней.
— Архиепископ Шарден?
— Да, это я.
— Ваш друг Тото.
Архиепископ взглянул на часы: без десяти восемнадцать. Смиренный христианский брат пытался быть пунктуальным.
— Слушаю вас.
— Нам стало известно, что визит состоялся. Нас верно информировали?
Архиепископ вопросительно посмотрел на стоящего рядом с ним Скорцени. Штурмбаннфюрер даже не удосужился вынуть из кармана пистолет. Ему и в голову не приходило, что Ориньяк способен предать их. Он просто нависал над приземистым архиепископом, подобно валуну, в любую минуту готовому обрушиться с вершины утеса.
— Верно, состоялся.
— И еще нам известно, что беседа выдалась крайне интересной для нас.
— Вы потрясаете своей осведомленностью, — Тото мог бы и уловить сарказм в тоне архиепископа.
Впрочем, Шарден вовсе не пытался подавать ему какой-то тайный знак. Он решил, что в игре двух разведок лучше оставаться посторонним наблюдателем.
Конечно, даже такая позиция не гарантировала ему спасения. Но шанс, шанс все же давала.
— Обычная информация, без которой убогому монаху трудно разобраться в том, что происходит в нашем грешном мире. Не станете возражать, если навещу вас?
— Вы ведь навестите даже в том случае, если я буду решительно возражать.
— Сутана вежливости, — признал Тото.
— Сохраним ее. Жду вас, вечно молящийся, убогий монах Тото.
Скорцени еще раз мысленно прошелся по расположению своих агентов. Они притаились, где кто мог. В доме их оставалось шестеро. Еще двое томились в небольшом флигеле. Трое притаились в кустах, в парке. Кроме того, один дежурил в машине, оставленной в двух кварталах от дома архиепископа. Скорцени полагал, что для столь заурядной операции людей более чем достаточно. Но похоже, пока что это всего лишь репетиция.
— Буду ровно в шесть, — уточнял тем временем Тото. — Удобно?
— В шесть так в шесть, — как можно беззаботнее согласился архиепископ, вновь посматривая на часы.
Он положил трубку и отчаянно перекрестился.
— Как считаете, в моей интонации не было ничего такого?..
— Похоронного? — спросил Скорцени. — Пока не наблюдается.
— Может быть, арестуете еще во дворе? Мне бы не хотелось, чтобы моя обитель оказалась оскверненной.
— Оскверненной? Чем? Арестом человека, который шантажирует вас? Вы удивляете меня, архиепископ. Вы меня просто удивляете.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду не столько арест, сколько кровь, — чуть тверже уточнил Шарден, стараясь придать своему лицу как можно больше одухотворенности.
— Нет, вы слышали, Гольвег? — апеллировал штурмбанн-фюрер в пустоту, за ширмой которой, невидимый и неслышимый скрывался его агент. — Можете поверить, что эти чудовищные обвинения относятся ко мне?
— Кровью врага не оскверняют, кровью врага освящают жилище, — духом святым отозвался эсэсовец.
Скорцени осталось лишь указать на этот невидимый, почти божий глас рукой: «Вот, пожалуйста». И добавить:
— Тем более, когда речь идет о жилище римлянина. Да-да, истинного римлянина. Вы меня все больше и больше удивляете, архиепископ.
— Разве что вы имеете в виду осквернение изменой, — неожиданно все испортил Гольвег. — Тогда ясное дело.
38
Тото появился с опозданием на пять минут.
«Для англичанина это непозволительно, — возмутился Скорцени. — Когда работаешь с английской разведкой, полагаешься на пунктуальность ее сотрудников. Распустились».
Водитель остался в машине. Сотрудник, сопровождавший Тото, первым вошел во двор — калитка уже была открыта — и, пройдясь по аллейке, настороженно осмотрел его.
— Раньше Тото появлялся один. И был смелее, — дрожащим голосом засвидетельствовал архиепископ. — Вот что значит предчувствие.
— Хватит молиться, — прервал его Скорцени, скрываясь за дверью, уводившей из кабинета архиепископа в опочивальню. За другой дверью ангелом-хранителем витал Гольвег. Мулла залег на верхней площадке внутренней мраморной лестницы.
Все, казалось, было продумано. Однако в последнюю минуту, когда у ворот уже прозвенел звонок и Шарден пошел встречать гостя, Скорцени вдруг изменил свое решение, посчитав подслушивание под дверью недостойным себя. Вышел и спокойно уселся в кресло между камином и статуей какой-то святой, возможно, самой Девы Марии. В христианство, как и в святости иных религий, он старался не углубляться. Даже в тайны Шамбалы, таившей в себе кое-что поинтереснее библейских откровений вроде «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама…»
На дальнейшее чтение Нового Завета Скорцени уже не хватало. В жизни, как он считал, ему многое удалось постичь, но почему подобные еврейские бредни половиной человечества почитались за Святое Писание — этого он постичь не мог. Тем не менее такое отношение к библейским святыням не помешало ему, взглянув на Деву Марию, на всякий случай проворчать: «Вы уж мадам, если что… Агенты иногда ведь и палят. Даже английские».
— Входите, входите! — добродушно пригласил он красавца Тото, на котором великолепно скроенная сутана из прекрасного антрацитово-черного сукна выглядела внушительнее, чем кираса на кирасире.
— Это мой гость, — приготовился к объяснениям архиепископ, появляясь вслед за монахом. Для него явление «Скор-цени в кресле» тоже оказалось совершеннейшей неожиданностью.
Однако объяснять и долго приглашать Тото не пришлось. Монах попятился было к двери, но тут в комнату ворвались двое громил-парашютистов, мгновенно оглушили его, подхватили под руки и поставили на колени то ли перед Девой Марией, то ли перед Скорцени.
— Штурмбаннфюрер, оружия при нем нет! — парашютист был настолько удивлен этим, что, взглянув на шефа, еще дважды ощупал Тото от шеи до пят. У него в голове не укладывалось, как можно явиться на такую рискованную встречу без оружия.