Черный легион
Шрифт:
Впрочем, Герделер настолько был признателен фельдфебелю, что не только простил ему все это, но и записал фамилию. Он теперь старался запоминать каждого, кто помогал ему или, наоборот, пытался помешать. Доктор тешил себя надеждой, что очень скоро сможет по справедливости воздать каждому за его деяния. О, он сумеет воздать, в этом пусть не сомневаются ни друзья его, ни враги. Особенно те, кто презирает его сейчас, пытаясь унизить или, что еще хуже, просто-напросто не замечать.
Только это мстительное ощущение будущего превосходства помогло фон Герделеру превратить свое полутаборное цыганское существование в вагоне, среди ящиков и каких-то тюков, в дни размышлений о будущем Германии. Будущем
Сидя на тюке у небольшого окошечка, из которого мог обозревать сосновые перелески Белоруссии и скудные болотистые пейзажи Польши, он время от времени ловил себя на мысли: «Может ли прийти кому-либо в голову, что в этом грязном вагоне добирается до Берлина будущий рейхсканцлер Германии? Нет, об этом, похоже, не догадывается пока даже Господь Бог. Иначе не допустил бы такого надругательства надо мной».
Но каждый раз, когда Герделер задумывался над ничтожностью своего дорожного бытия, он вспоминал… фюрера. Тото, кого, казалось бы, должен более всех остальных ненавидеть. С чего, черт побери, начинал этот вывернувший наизнанку не только Европу, но и весь мир ефрейтор? Разве начинал он не с пивных, не с тюремной камеры, не с унизительных приемов в домах баварской аристократии, где на него, в лучшем случае, смотрели сочувственно, как на юродивого, провозглашающего праведные, но совершенно неосуществимые истины? Ибо изреченные юродивым истины тоже становились юродивыми.
«Ненавидя — учись, — приказывал себе Герделер. — Учись даже у него, даже у того, кто не достоин ничего, кроме ненависти и презрения. Ибо к величию своему злые гении проходят через те же тернии ненависти и презрения, через которые проходишь сейчас ты. Разве не с них начинал Бонапарт?»
Именно с мыслью о бессмертии славы Бонапарта он ночью, тайком, где-то посреди Силезии, пересаживался на другой товарняк, рискуя при этом быть обнаруженным военным патрулем и, если не застреленным, то по крайне мере арестованным. Жалкий и ничтожный, он все еще видел себя в ореоле славы великого корсиканца, надеясь при этом, что когда-нибудь миллионы немцев будут видеть себя в ореоле славы Герделера.
Когда фон Герделер оказался наконец в столице еще ничего не ведавшего рейха, внешний вид его был таким, что он уже опасался попадаться на глаза не столько военным патрулям, сколько обычным полицейским. Уж теперь-то его могли принять за кого угодно: бродягу, дезертира, бежавшего из концлагеря политического узника.
К счастью, прямо на вокзале ему удалось взять такси.
Услышав, что странному пассажиру понадобилось попасть на Бендлерштрассе, 13/14, водитель удивленно оглянулся на него — Герделер предусмотрительно сел на заднее сиденье — и с некоторой тревогой в голосе спросил:
— Вы уверены, что вам нужно именно туда?
— Меня не было в Берлине неделю. Проведывал сына, находящегося в госпитале в Польше, — воспользовался возможностью оправдать свой внешний вид фон Герделер. — За это время в столице что-то изменилось?
— На Бендлерштрассе, 13/14 находится «Бендлерблок», штаб командования армией резерва. Мне часто приходится доставлять туда господ военных. Но вы, насколько я понял… К тому же, простите, ваш вид…
— В таком случае можете считать, что вы еще ни-че-го не поняли, — угрожающе наклонился к нему фон Герделер, поклявшись, что, как только придет к власти, сразу же отправит этого любопытствующего идиота на трудовой фронт. — Немедленно к «Бендлерблоку»!
— Это я к тому, что уже поздновато, около шести вечера. Вряд ли вы кого-либо застанете там, — попытался оправдываться водитель. Но, натолкнувшись на зловещее молчание пассажира, умолк, не проронив больше ни слова.
Заметив это, Герделер подумал, что, возможно, таксист догадывается: «Рядом со мной находится тот, знакомством с которым, пусть даже случайным, я через несколько месяцев смогу гордиться».
18
Полусонный часовой минут пять бесцельно вертел его пропуск, подписанный самим генералом Ольбрихтом, и недоверчиво хмыкал. Вызванный им офицер, знакомый Герделера, вначале не узнал доктора и хотел звонить адъютанту Оль-брихта или полковнику Мерцу фон Квиринхейму [10] .
10
«Фолькишер беобахтер» («Народный обозреватель») — официальный печатный орган национал-социалистической рабочей партии.
— Вы с ума сошли, майор Гронц? — прорычал Герделер. — Может, вы еще станете испрашивать разрешения у самого генерала Фромма? Я — доктор фон Герделер. Мне срочно нужно повидаться с генералом Ольбрихтом.
— Простите, доктор. В таком виде, — искренне извинился майор. — Полковник фон Квиринхейм как раз интересовался вами. Не появлялись ли. Судя по всему, вас ждут.
— «Судя по всему», — раздраженно передразнил его фон Герделер. — Черт знает что у вас здесь происходит.
— Пока ничего особенного, — бесстрашно зевнул майор.
— А пора бы.
Гронц был одним из тех офицеров, кто, благодаря усилиям Квиринхейма, если и не собирался непосредственно участвовать в заговоре, то по крайней мере и не собирался мешать тем, кто желает видеть своих врагов только на Востоке и ни в коем случае — за Ла-Маншем или на Сене.
В кабинете Ольбрихта — нечто напоминающее военный совет. Генерал-полковник Бек, полковник фон Квиринхейм, генерал Геппнер, командующий округом Берлин — Бранденбург генерал фон Кортцфлейшн, еще два-три офицера из штаба армии резерва. Они сидят за столом, и испещренные стрелами карты за их спинами предстают перед Герделером видением мира, замершего в ожидании чего-то необычного.
Увидев Герделера, все молча поворачивают к нему голову. Гонец к фельдмаршалу Клюге обводит их поминальные лица радостным взглядом. Только сейчас он по-настоящему осознал, что сумел сделать для этих людей: он преподнес им командующего группой армий «Центр»! Другое дело — смогут ли оценить его жертвенную услугу сами генералы.
— Это оказалось крайне трудной миссией, господа, — упал он на стул, вежливо подставленный ему зятем Ольбрихта майором Георги [11] . В первый день фельдмаршал даже слушать не хотел о сотрудничестве с нами. Я чувствовал себя ужасно. В какие-то минуты мне казалось, что он вот-вот вызовет охрану и передаст меня гестапо.
11
Перед казнью Фридрих Ольбрихт передал портфель с важными документами майору Георги, которому удалось вырваться из «Бендлер-блока». Благодаря этому стали известны многие факты, связанные с подготовкой операции «Валькирия».
Герделер оказался в конце стола, напротив генерала Ольбрихта, восседавшего в своем привычном рабочем кресле. Поймав на себе взгляд заместителя командующего, доктор запнулся на полуслове. Странно: взгляд показался ему сочувственным. Не хватало только, чтобы, поморщившись, Ольбрихт великодушно изрек: «Доктор неважно чувствует себя, выведите его, дайте воды и вообще приведите в чувство».
А взгляды других сообщников? Пустые взоры уставших, растерянных людей, которых его рассказ «о русских скитаниях» совершенно не интересует.