Черный Лес
Шрифт:
А добрый дядька-сторож вечерами отмывал с нее засохшую кровь, залечивал ей раны. И перебитый глаз, и порванное ухо. Как мог ее лечил, как мог ее берег. Но все-таки однажды мать не вернулась. Он прождал ее всю ночь у скулящего щенка. А рано утром после дежурства отправился на ее поиски. Он обошел все ближние переулки и дворы, заглядывал в открытые подвалы, опрашивал прохожих, громко звал. Всё было бесполезно. Мать исчезла, и может быть, за нею щенок бы тоже сгинул. От голода или колес машин, но добрый дядька не ушел, не бросил маленькое чудо. Вернулся и забрал к себе домой. Так получил щенок свой шанс на будущую Жизнь.
Добрый мужичок одиноко жил в своем доме с кошкой Муркой. Дом был маленький, но уютный. Он когда-то сам его построил. Давным-давно еще после войны, когда вернулся из злополучных мест, не столь
Одно спасение – рыбалка. Рыбачить с детства он любил. А так как жил он очень скромно, не тратился особо на еду, одежду мог носить годами, то смог скопить немного денег. Себе на старый «запорожец». Творенье украинского завода, как и положено ему, ломалось часто. Но выручал механик с автобазы. Он за бутылку бормотухи всегда его чинил. На этой желтой тарахтелке он выезжал на выходные. На рыбалку. Быстрая горная речка текла недалеко от города. Он приезжал еще затемно на пару своих мест, своих стоянок. Медленно выползал из маленькой машины, лез за удилом, вещмешком и походной палаткой. Шел к речке, к камню своему. Садился и курил махорку. Иногда в холодные утренние часы он разводил костер и грелся черным чаем.
Клёв был хороший рано утром на мелководье. Ловля форели на блесну требовала от него особой сноровки. Русло реки изобиловало камнями, а по берегам росли колючие кустарники и низкие деревья. Это ограничивало его передвижение по берегу при ловле. Но с помощью донной удочки он приноровился делать довольно точный заброс в тихие места, что были за большими валунами, или в малую воду у противоположного берега. Форель шла почти всегда мелкая до килограмма. Но иногда клевала и побольше, на три, однажды и на пять. И очень вкусная. Наловив к полудню несколько штук, он принимался за готовку. Уху сторож варил всегда по-своему, подолгу. Рецептом – всё наоборот. Первым он готовил бульон, на приготовление которого у него уходил почти что час, и только потом он добавлял картошку целым клубнем, а позже и морковь, которую он не разваривал, а оставлял полувареной, чуток еще хрустящей. И уже под самый конец докладывал луковицу и доливал сто граммов водки. А перед снятием с костра шла в ход и мелкая петрушка. Минут на двадцать он перемещал чумазый казанок в тенек, в укромное местечко. Ну, а пока уха настаивалась, он шел рубить кустарник на дрова. Для вечернего костра.
После плотного обеда, когда солнце вставало в самый зенит, он обычно засыпал в тени кустов. Ко сну морило его сразу. Сказывался ранний подъем и свежий горный воздух. После глубокого сна по его неписаному расписанию наступало время обустройства лагеря. Установить палатку в кустах подальше от злых глаз. Приготовить ко сну дырявый военный спальный мешок, который он выменял у соседа прапорщика всего лишь за одну бутылку водки. Принести воды с речки, выложить консервы и буханку хлеба. Всё это делал он неторопливо, размеренно и педантично. Так солнце медленно снижалось и подступало время для второй рыбалки, улов которой он утром забирал с собой.
Шло время, жизнь не менялась. Работа, дом, и иногда рыбалка. Так тихо пенсия подкралась. Уволили с работы, и денег стало совсем мало. Едва на жизнь хватало. Но повезло, нашел себе работу, пенсионерскую. Ночные вахты, в ночь через две. На складе. Работа нравилась ему, сидишь себе молчишь, читаешь газетенку. Всё как всегда. Но только вскоре появилась сука, которая ощенилась в подвале у окна. А потом исчезла. Так в его жизни появился друг, которого назвал он Вольфом.
Годы летели быстро. Вольф не только успел подрасти и превратиться в большого и сильного пса, но и уже немного постареть. Старик его любил все эти годы, и никогда не обижал. А вечерами звал на кухню, чтоб вместе помолчать, подумать. Под звуки радио. Он телевизор не любил. Любил он книги, которые для Вольфа читал не очень часто вслух. Тот с интересом слушал голос хозяина, который по природе был молчун. А еще пес охранял кур, которых завел себе пенсионер, ловил крыс, которые повадились ходить к нему во двор, и очень он боялся Мурку, которая постоянно норовила съездить в его морду лапой. Старик сторож каждый раз брал его с собой на все свои дежурства, и Вольф исправно помогал – то пацанву прогонит, то хулиганов пьяных, а то чужих собак. Но больше всего пес обожал ходить с хозяином на рыбалку, где были не только свобода и простор, но и азарт охоты. Погоня за тушканчиками всегда была короткой, но зато какой интересной! А однажды к нему вышла лисица. Маленькая бестия шла по своим делам. Вольф тут же сделал с места старт и в три прыжка с ней оказался рядом. Но рыжая готова от природы к таким большим сюрпризам. Одно движение хвоста и холка вниз, согнулись ноги и лиса присела. Вольф промахнулся. Он в холодной речке.
Лапы поранились об острые края камней, а сильное течение понесло. Удар, еще удар о камни и морда под водой, сознание медленно уходит. Воздуха мало и сил всё меньше. Он тонет, погибает, но чья-то крепкая рука хватает за ошейник. И тащит, тащит тяжело на берег. Хозяин. Верный он – хозяин. Успел спасти родного пса. То был большой урок про хитрость против силы. И больше пес с лисицей особой встречи не искал. Но по ночам лежал он у палатки и верно охранял. От тех же лис, волков и даже ядовитых змей.
И вот как-то в середине холодной зимы хозяин взял его с собой на водохранилище. Подледная рыбалка в тех краях не так уж часто выпадает. Приехали на большое озеро, где уже было много рыбаков. Старик ушел подальше от людей, на середину водоема. Поставил ящик, расстелил подстилку и снасти разложил. Пробил он пару лунок. И вскоре из них на лед стала вытекать вода. В первые секунды била ручьем, потом поток стал меньше. Вольф испугался и напрягся, однако же старик остался. Прогнулся лед, бывает. Но клёва не было. Рыбак прошел еще чуть дальше и сделал снова лунку. И из нее пошел поток, а лед стал быстро прогибаться. Старик быстро смотал удочку, встал, схватил ящик и… увидел вокруг себя кольцевые линии трещин. Они росли вокруг него как паутина. Опасность! Еще секунда – провалился. Ушел под лед по пояс, успев руками ухватиться за кромку льда, которая мгновенно трескалась. От ледяной воды и без того не легкая одежда быстро намокла и стала якорем тянуть на дно. Вольф тут же подбежал, стал гавкать и скулить. Хозяин с отчаянием и молча боролся за свою жизнь, он понимал, что шансов было мало. Вольф нарезал круги вокруг проруби и лаял. Но никто не слышал. Никто на помощь не пришел. И он каким-то чудом понял, что этим он помочь не сможет. Его круги вокруг становились все больше и больше, и в конце концов он с лаем ринулся обратно, туда, где люди, где рыбаки сидели. Тяжелого и уже плохо дышавшего старика смогли вытащить только через полчаса. Но первое, что он спросил, когда пришел в себя: «Где Вольф? Он жив, с ним все в порядке?»
Больше на рыбалки им вместе выходить не довелось. Тем вечером хозяина куда-то увезли. Люди с носилками в халатах белых. Два дня Вольф одиноко сидел в будке во дворе. Два дня и без еды, и без воды. Он чувствовал беду и выл. Выл горестно, протяжно. И днем, и ночью.
А через пару дней пришла хозяина сестра и поселилась в доме. Одна. И навсегда. И Вольф хозяина больше не видел. Пришла тоска навечно. Первые три дня он отказывался и от еды, и от воды. Но жажда победила, и голод тоже взял свое. Но Вольф ел мало, вяло и худел. Он медленно, но, верно, увядал. Таким худеющим унылым он и встретил того маленького мальчика, который полюбил его. А он взаимностью ответил. И это дало силы дальше жить.
Шло время, маленький мальчик подрастал и как-то раз с гордостью рассказал псу, что перешел из младшей группы в среднюю, из средней в старшую, а теперь вот идет в подготовительную. Еще немного подрастет и в школу, наконец, пойдет. Вольф зажмурился и молча посмотрел ему в глаза вопросом – зачем? Зачем куда-то торопиться?
Но однажды утром мальчик не встретил своего друга. И на второй день Вольф не ждал у дерева. И на третий. И каждый раз, когда мама вела мальчика в детский садик, он замедлял ход возле тех серых ворот покосившегося дома. Тоска охватила мальчика, и он впервые в жизни испытал провал в душе, который именуется печалью.