Черный Маклер
Шрифт:
— Особенно мать жалко. Мы вместе были на суде, и когда Костю стали поливать грязью… — она всхлипнула, отставила чашку.
— Сколько я, бывало, уговаривал: давай я тебя устрою к моему дядьке в министерство, брось эту компанию, они запутают — не распутаешься. Все посмеивался, а что вышло?
Вера Георгиевна кивала, держа под носом платок.
— Он мальчик легкомысленный. Но то, что про него говорили все эти — что он держал их в руках и командовал и всякие подлости — быть того не может!
— Нет, он не такой! Врут они, сволочи!
— Да-да,
— Вообще, тещи — народ пристрастный, но Шахов действительно тот еще фрукт! Остальные тоже Косте очень повредили, надо его выручать.
— Думаете, удастся?
Томин наклонился к собеседнице и «посвятил ее в тайну»:
— Есть идея. Надо ему кое-что передать с верным человеком. Костя скрылся, когда меня услали в командировку — я уже говорил, — и вот…
— Сначала я не вполне вам поверила, извините. Скажу, пожалуй. Действуйте через Раечку. Вы знакомы?
У Томина зачастил пульс.
— Да ведь он последнее время с Тоней, а до того с Катей! Раечкиного у меня даже телефона нет!
— Тогда я предупрежу. Вот ее адрес. Часов в пять вас устроит?
— Да, спасибо, — он поднялся, собираясь отчалить, но вспомнил: — Вера Георгиевна, мне бы напечатать конфиденциальную бумажку. У вас машинки нет?
Тетушка развела руками.
В половине пятого в дверь к Раечке позвонили, и она отперла. Бесцеремонно втиснулся рослый мужчина лет тридцати с мясистым красным носом.
— Если не ошибаюсь — Рая?
Та кивнула.
— Мне к вам посоветовали. Я старый друг Константина Шутикова.
— Можете не шептать, соседи в кино. Проходите, Вера Георгиевна меня предупредила.
— Вера Георгиевна? — он пытался скрыть замешательство. — А-а, ну да… Понимаете, мне надо срочно встретиться с Константином. Ради его же блага.
— А как ему сказать — кто хочет встретиться?
— Видите ли… он поймет… Разрешите? — мужчина поспешно закурил — трусил.
— Да?.. Кажется, вы что-то хотели ему послать? — озадаченно спросила она.
— Послать? А-а, ну да, — достал две бумажки по двадцать пять рублей. — Вот. Но главное — надо встретиться!
Та машинально взяла деньги.
— Зайдите завтра. В это же время, хорошо?
— Непременно!
Сунул недокуренную сигарету в пепельницу и был таков.
Девушка все еще с сомнением разглядывала деньги выпуклыми овечьими глазами, а он уже звонил из автомата:
— Михал Борисыч? Порядок, нашел девку, которая знает. Завтра обещала сказать. Но это мне стоило… сто рублей.
Голос Шахова ответил:
— Можешь дать еще, но никаких «завтра»! Она его спугнет! Добейся ответа немедленно! Любыми средствами!
Между тем к Раечке пожаловал Томин — весь благожелательность и обаяние. Услыхав, что он тоже друг Коли, Раечка уставилась подозрительно.
— Разве Вера Георгиевна… она ведь обещала предупредить.
Раечка испуганно ощупала в кармане деньги.
— Про вас?!
— Ну, конечно. Ровно пять. Я был в длительной командировке и ничем не мог помочь, даже не знал. Но теперь… — он замолк перед явной растерянностью девушки, потом заметил тлеющий окурок, осенило: — К вам кто-то приходил? И вы решили, что это я?
— Никто ко мне не приходил! Какое вам дело? — закричала она.
— Вы дали ему Костин адрес? — ахнул Томин.
— Ничего я не давала, ничего не знаю! И вообще, не впутывайте меня! Разбирайтесь сами! — Она перешла в наступление: — Кто вы такой? Я вас никогда не видела! Как вас зовут?
— Поймите, Косте угрожает опасность! Я — его друг, у меня есть доказательства! — Томин старался быть предельно убедительным, он выудил ту же фотографию, что понравилась Вере Георгиевне.
Раечка не глядела.
— У него со всех сторон опасности! Я тут ни при чем! Я вам не верю!
Томин шел прочь в отвратительном расположении духа. То с Химиком прокололся, теперь эта девица вытолкала…
Если б он задержался хоть минут на пять возле двери, откуда был изгнан, то увидел бы красноносого верзилу, которого Раечка встретила паническим возгласом:
— Зачем вы снова?!
Однако Томин не задержался. У него, правда, мелькнула мыслишка, что за Раечкой нужен бы присмотр, потому что наверняка она видится с Шутиковым. Но она не была единственной ведшей к нему ниточкой. А кроме того, для слежки Томин оделся бы менее броско, чем для роли Костиного друга (Костя слыл великим пижоном).
На следующий день к вечеру втроем сошлись у Знаменского. Кибрит выложила ворох соображений, которые касались разных заполненных от руки документов (почерковедческие экспертизы — ее конек). Томин вынужден был признать, что розыски пока безрезультатны.
— Одна старушка клюнула на прелестную фотографию, которую я раздобыл у Шутиковой сестры. Было совсем горячо и вдруг сорвалось… при сомнительных обстоятельствах. Но, по крайней мере, я убедился, что он жив. Держу пари, что некая Раечка еще вчера общалась со своим Костей.
— И то хлеб, — вздохнул Знаменский.
— А меня уже, между прочим, спрашивали, как это ЗнаТоКи сели в лужу? — обвиняюще воззрилась на него Кибрит, и янтарные глаза потемнели.
Кто-то на Петровке придумал друзьям прозвище, составленное из начальных слогов фамилий. Как утверждала Кибрит, «Зна» — был корень, «То» — вроде суффикса, а «Ки» — окончание. Словечко звонкое — чуть шутливое, чуть завистливое — приклеилось, сами уже подчас употребляли.
— Саша, что автор писем?
— Под рубрикой «Факты, догадки, открытия». В том самом районе — между тремя почтовыми отделениями — живет особа, которая близко знает Шахова и присутствовала на суде. Она его терпеть не может и открыто величает проходимцем. Ныне на пенсии, в прошлом секретарь-машинистка. Вы будете смеяться, но это родная теща Михал Борисыча!