Черный Маклер
Шрифт:
— Ну, допустим, раз тебе не терпится. А дальше?
— Дальше я немного посуечусь, авось толк выйдет.
Откатать пальцы поручили одному из сотрудников милиции, которые все равно стояли без дела, и Кибрит, устроившись на ящике, считала витки и спирали, а Томин гладил оглушительно мурлыкавшую кошку и созерцал невежливого верзилу сквозь частые переплеты застекленной перегородки. Не ожидал он засыпаться. И вдруг ту-ту и опять тюрьма, и горит полночная звезда. Телефон находился подле него в конторе. Не годится. Надо связаться из оперативной
По радиотелефону Томин передал в картотеку формулу. Да, судимый, ответили ему, отбывал там-то. Еще раз позвонил — дежурному на Петровку. Дежурный заказал «молнию» с начальником колонии. И через полчаса Томин знал, на каком масле Силина изжарить.
Войдя в контору, прежде всего проверил себя. Обувь Силина он описал верно. Присел к столу, где лежали злосчастные шубы. Грубую веревку, которой был завязан мешок, Зина собственноручно перерезала так, чтобы узел сохранился в неприкосновенности. Этот узел ей почему-то приглянулся.
— Ну, Силин, не надумали поговорить? Как, кстати, ваше имя-отчество?
Зыркнул мрачно исподлобья.
— Имя-отчество теперь не понадобится. «Силин, встаньте!», «Силин, сядьте!», «Силин, отвечайте!» — и весь разговор!
— Попрошу вас разуться.
— Это зачем? Если в расход — так вроде еще не заслужил.
— Будем научно изучать ваш жизненный путь. Осторожно, чтобы не осыпалась грязь.
Появился сторож с ботиночной коробкой. Томин вынул оттуда пару теннисных тапочек. Силин через силу пошутил:
— Заживо в белые тапочки. Чудеса!
Обулся, пошевелил пальцами: тапочки были тесноваты. Томин упаковал его грязные ботинки. Извлек бланки протокола.
— Положите-ка вы свой протокольчик обратно в карман.
— Прежде его составить надо. Вы сегодня, как большой начальник. Будете посиживать, а мы вам документы на подпись.
Просто так покалякать Силин не отказывался.
— Значит, без меня дело не идет?
— Какая же свадьба без жениха? Да еще и сваты попрятались.
— Сваты? — Силин понял намек.
— А то нет? На такой свадьбе, да чтобы без сватов?
— Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит!
Тут кстати подвернулась, наверно, не без дела пришедшая Зина.
— Вона! — обрадовался Силин поводу сменить тему. — И невеста пожаловала! На этой желаю жениться! Точка. Силин.
— А как же Галина Петровна, которая ждет вас в Днепропетровске? — выложил свой козырь Томин. — Ведь обещали: отбуду срок — и прямо к тебе! Что вас понесло в Москву, Силин?
С минуту тот молчал, ошеломленный, потом лицо побагровело, он вскочил, стал рваться из рук милиционеров.
— Сволочи! Пусти! Я побегу, давай в меня стреляй! Убивай! Пусти, я побегу!..
Но надежда Томина, что он, сорвавшись, все выложит по принципу — нате меня, ешьте, — не оправдалась.
Было зябко и мутно на безлюдных улицах, наплывал серый туман, когда оперативная машина, проявив галантность, затормозила у Зининого дома. Она знала, что станет сейчас вопреки здравому смыслу пить кофе, а затем ляжет спать. Шурик помаргивал с сиротливым видом — буфет на Петровке еще не работал.
— Если хочешь, подогрею тебе котлету.
— Да ну?!
Съел котлету, вчерашнее пюре, полбанки горчицы и три бублика, которые она выдержала ради гурманства в духовке. После кофе его совсем разморило, готов был притулиться тут же, на кухне.
— Куда Пал Палыч делся? — спросила Зина, выпроваживая его за дверь. — Трубку не снимает.
— Начальство ткнуло ему в зубы отдельное требование.
Отдельным требованием на юридическом языке называется просьба из отдельного места, предполагающая, что квалифицированный следователь произведет такие-то и такие-то официальные действия и известит о них отправителя. А что там произошло, кто кого и за что — об этом можно не сообщать. Следователю оно, собственно, без разницы.
Знаменскому не раз доводилось рассылать отдельные требования, но когда случалось самому их выполнять, то тяготила неосмысленность прилагаемых усилий.
В камере хранения Рижского вокзала он получил не принадлежащий ему чемодан, который в сопровождении двух граждан отнес к дежурному вокзальной милиции. Там чемодан был вскрыт, Знаменский вынул из него несвежую мужскую рубашку, пару шлепанцев, свитер, бутылку сухого вина и матерчатый кошель с пришитой вместо застежки металлической пуговицей, хранивший 38 рублей и пачку писем.
Тут он позволил себе упростить процедуру, занеся в протокол, что «изъяты письма, которые не развязывались и не листались, а были тут же упакованы и опечатаны сургучной печатью «Отделение милиции Рижского вокзала № 3» в присутствии вышеуказанных понятых». Затем Знаменский опечатал и чемодан, оставив его под расписку дежурному.
А вечером отправился на другой вокзал и проскучал полночи до Калуги. В Калуге сел на местный автобус. Отсчитал шестнадцать остановок, вышел на семнадцатой. Как было велено, двинулся вперед, в трехстах метрах за колодцем повернул в проулок и постучал в покрашенный грязно-синей краской одноэтажный домик. Было раннее утро.
Записал рассказ заспанной женщины, что Яша — ее троюродный брат, где он находится сейчас, она не знает, а костюм, в котором он приезжал на майские дни, она по его просьбе, хоть и с большим опозданием, сдала в райцентре в чистку. «С моих слов записано верно и мной прочитано. Сахарова В. С.».
Четверть часа шагал Знаменский вокруг длинной лужи в проулке, пока женщина одевалась, чтобы ехать с ним в райцентр. Восемь остановок в тряском автобусе. Пункт химчистки. Изъятие костюма. На левой поле пиджака выше кармана обнаружилась прореха с ровными необтрепанными краями, неловко стянутая ниткой. Сахарова обиделась предположением, что штопала она: «Не безрукая я, чтоб так-то зашить, сикось-накось!»