Черный меч царя Кощея
Шрифт:
— Он жив. Объяснять долго. Просто поверьте на слово.
— Ух ты, чудеса в решете, — вывалил язык набок верный Митя. — А чего ж, я верю!
— А я нет! И вообще, вы энто без меня! — упёрся рогом дьяк, пятясь на выход. — Мы люди маленькие, политикой не интересуемся, нам с самим Бессмертным воевать не с руки…
— Филимон Митрофанович…
— Не пойду! Не заставишь, мурло милицейское! Ишь чё выдумал, ирод, меня с Кощеем Бессмертным стравливать?! Коли своей головы не жалко, так ты её хоть на блюде Кощею неси, а я на такие риски отродясь не подписывался-а-а!!!
От
Я высунулся в окно и помахал рукой Олёне. Она спрыгнула с печи и бодренько подбежала ко мне.
— Милая, переводи Василису в избу и сама переселяйся сюда же. Дальше на печи поедем мы с Митей. Ворон покажет дорогу.
— Я тебя одного не отпущу!
— Так надо, поверь.
— И думать не смей!
— Мне с Митькой привычнее, мы быстренько справимся, и назад. — Я спустился по лесенке из избушки и обнял жену. — Подстрахуй меня. Дьяк и эта бесовка уже работали в паре. Одних их оставить нельзя, серого волка они в два счёта вокруг пальца обведут. Я могу надеяться только на тебя!
— Ох и хитёр ты, сыскной воевода…
— Мне говорили, — подтвердил я, целуя её на прощанье. — Ждите нас здесь. Но, если изба куда-то и уйдёт, не волнуйся, Митя легко отыщет её по запаху куриных ножек. Он давно на них в гастрономическом плане облизывается…
— Береги себя. Я без тебя жить не буду, — серьёзно сказала Олёна, нежно глядя мне в глаза. — И возвращайся побыстрей.
— Как только, любимая…
После горячего, кружащего голову поцелуя я вызвал к себе своего младшего сотрудника. Василиса Премудрая с радостью поменяла печь на избу. Как помню, там вроде и рукомойник был, и муравьи не кусали. Мнения дьяка о двух новых соседках никто не спрашивал.
Чёрный ворон громко каркнул, словно бы давая сигнал к отплытию, мы с Митей подбросили дровишек и заняли свои места на печи. Старая труженица тяжело вздохнула, но безропотно понесла нас дальше и дальше, пока избушка на курьих ножках не скрылась за горизонтом…
— Куды едем-то, Никита Иванович? — первым нарушил молчание мой напарник.
— Не твоё собачье дело, волчара позорный, — презрительно бросил ворон, топорща перья.
— А-а, я ж тебя знаю, — чуть щуря круглые жёлтые глаза, опознал мой напарник. — Это ж с тобой мы в царство Кощеево на ступе летали!
— Тока ты тогда петухом был, вертухай!
— А тебя потом твой же хозяин об дерево с размаху приложил — крылья врозь, клюв набекрень!
— Врёшь, пёс подзаборный!
— Сам врёшь, карга драная!
— Приятно, что вы нашли друг друга, — сухо пробормотал я, занятый своими мыслями, а потому не особо обращая внимание на их перепалку.
Митя по природе своей с преступниками особо не церемонится, да и у Кощеева посланника характер тоже не чупа-чупс. Но оба подустали, обоим нужна разрядка, пусть лучше сейчас выскажутся, чем потом накипит не вовремя, шарахнет и всех забрызгает.
Это мне хорошо, у меня Олёнушка есть — пара поцелуев с намёком на большее, и накопившейся усталости как не бывало. Ваш верный рыцарь без страха и упрёка вновь готов вскочить на белого коня, опустить забрало и воевать за справедливый мир со всеми мельницами сразу. Мужчины вообще легко устроены, а милиционеры и того проще…
— Мы направляемся к тому самому дубу, где висит сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла, а на её конце смерть Кощея, — не оглядываясь, бросил я. — Кстати, вы чего примолкли-то?
— Ась? — Серый волк и чёрный ворон, оказывается, давно прекратили собачиться и теперь играли на щелчки в популярную японскую игру «камень, ножницы, бумага».
В своё время у нас государь неслабо объяпонился на всю голову, так что игру Митя знал, приятеля выучил быстро. Но выигрывал чаще ворон, несмотря на то что ему приходилось стоять на одной ноге, резко выбрасывая другую лапку с нужной комбинацией пальцев.
Гулкие удары клювом в проигравший Митин лоб на какое-то время отвлекли меня от созерцания дороги. Возможно, поэтому, когда печь вдруг резко встала, я не сразу осознал, что мы таки прибыли на «конечную станцию»…
— Он что, издевается?!
Перед нами открылась довольно приличная дубовая роща, общим размером примерно эдак гектара три-четыре в ширину. И это только при беглом взгляде направо-налево! Какие там были реальные площади посадки, боюсь даже гадать. Но самое поганое, что на каждом дубе, высоко в ветвях, висел кованый железный сундук! Это был самый большой облом, который я только мог себе представить…
— Держитесь, Никита Иванович. — Шершавый волчий язык сочувственно лизнул мою руку.
— Я его убью, Мить!
— Давно пора. Такие вещи творит, гад, измывается над людьми…
— А вы что ж думали, сотруднички милицейские? — сочувственно проворчал ворон, бочком-бочком протискиваясь между нами. — Придёте сюда, а тут вам всё в единым миг и откроется? Кощей, он ить не первый век на земле живёт, знает, как иголку в стоге сена прятать…
Я уныло признал его правоту. Надежды отыскать нужный сундук не было. Никакой. То есть абсолютно. Митя спрыгнул с печи и пошёл исследовать лес.
— Не возражаете, ежели я тут… — Он вопросительно поднял заднюю лапу.
— Сколько угодно. — Я раскинул руки. — Только не убегай далеко, исходи из своих реальных потребностей и возможностей. Помечать каждое дерево нет необходимости. Как я понимаю, у тебя чисто спортивный интерес?
Волк рассеянно покивал и приступил к делу. Я же немного прошёлся вглубь рощи. Логично было бы предположить, что вначале тут был один дуб, на котором Кощей и устроил главное хранилище. А потом просто обсадил его по кругу сотней-другой деревьев, приблизительно подходящих по возрасту. Следовательно, нужный дуб мог находиться где-нибудь в середине. А может, и не мог — кто мешал гражданину Бессмертному преспокойно оставить его в любой точке этой лесопосадки? Кощей Кирдыкбабаевич, конечно, не чужд логике, но она у него хромая и специфичная, нормальным людям не понять.