Чёрный молот. Красный серп. Книга 1
Шрифт:
– Грузовой «М» в заданном направлении проследовал в семь сорок пять. Маневровый на пути к станции. Доложил Крикунов, 29-й разъезд.
– Что так долго, Крикунов?
– Так докладывал вам уже, что стрелку заедает, еле поднимаю. Мне б ремонтную бригаду.
– Ладно, скоро вышлем. Всё.
Мужчина повесил трубку и зажёг старенький примус. Водрузив на него закопчённый чайник, Сарафаныч присел на топчан и стал не спеша доставать из сумки с едой пирожки с картошкой, кусочек сала и пучок зелёного лука. До прохождения следующего поезда было время и можно было не спеша позавтракать. Работать Сарафаныч начинал с шести утра. Принимал хозяйство разъезда у сменщика, проверял замки на кладовых, исправность стрелки, работу телефона, по которому и докладывал о заступлении на смену, расписывался
Когда скрипнула калитка, Сарафаныч, уже ожидавший гостя, выглянул из сарайчика.
– А, Лёвочка, проходи.
Восьмилетний Лёвочка бодро прошагал мимо грядок к сарайчику и выжидательно остановился.
– Ты чего такой серьёзный, Лёвочка, никак двойку получил?
– Не, тройку, за диктант, – вздохнул Лёвочка.
– Не переживай, сколько у тебя их ещё будет и троек и двоек, а может даже и пятёрок.
– Троек и двоек больше не будет. Мне из-за поведения оценку снизили. Андрейка Кочан у меня списывал, а меня наказали, чтоб не давал. Я хорошо учусь.
– Вот и ладно. Держи табуретку. Неси домой, я потом с папкой сам разберусь.
– Андрей Митрофаныч, а правда, что вас Сарафанычем зовут?
– Вот я те щас дам такого Сарафаныча! Я вот тебя сейчас крапивой отхожу пониже спины, чтоб ты на уроках сидеть не смог, сразу двоек нахватаешь! – Сарафаныч сделал вид, что потянулся рвать крапиву, и Лёвчик хохоча, с визгом бросился прочь, прижимая к себе новенькую табуретку.
– Да не расшибись, пострел! – рассмеялся вслед Сарафаныч.
Лёвчик мчался по улице, ловко уворачиваясь от соседских дворняжек, привычно атакующих мальчишечьи лодыжки с задорным лаем. Мальчишки и собаки отлично были знакомы и не обращали друг на друга никакого внимания. Но бежать по собачьей улице, пробуждая древние инстинкты, и не быть атакованным – такого просто не могло произойти. К дому Лёвчик подбежал под аккомпанемент собачьих голосов, резко развернулся, высоко подняв табуретку, сделал махательное движение в сторону дворняг и громко крикнул:
– А ну, пошли вон!
Шавки гавкнули для приличия ещё по разу и опасливо отбежали. Лёвчик хлопнул калиткой и промчался по двору, перепрыгивая через ступеньки, взлетел по скрипучей лестнице на второй этаж, пролетел через коридор, заставив взвиться свечой и отпрыгнуть с дороги молодого рыжего кота. А ввалившись в столовую, бухнул табуреткой по полу.
– Лёва, что случилось? За тобой волки гнались? – выглянула из своей комнаты бабушка Клара. – А зохн вэй, Лёва, посмотри на себя, на кого ты похож!
Лёвчик, пытаясь отдышаться, скосил глаза к зеркалу. На него глянул перепачканный ребёнок, лихо удиравший от Сарафаныча по всем лужам огорода.
– Маня, Давид, вы посмотрите на своего сына. А ты стой, не топчи!
Из зала выглянули родители и шестилетний брат Яшка.
– Папа, – сразу же спросил Яшка, – а правда, что Лёвка засранец?
– Кто-кто? – зашёлся смехом отец. – Как ты его назвал? Где ты такое слышал?
Вслед за Давидом засмеялись и мать с бабушкой. Ну Яшка, ну гад, он ещё получит за засранца! В туалет только научился сам бегать, а то всё просил, чтоб ему задницу вытирали! Нет, ему определённо нужно дать взбучку! И Лёвка бросился в бой. Яшку спасли длинные руки отца. Один раз Лёвчик, конечно, успел ткнуть Яшке в нос, но после этого лишь выполнял пируэты в воздухе и отчаянно молотил перед собой. Яшка тут же разревелся.
– Плакса! Я напишу товарищу Сталину, и тебя не возьмут в Красную армию!
– Возьмут! Я больше не буду плакать! Папа! Скажи ему, чтоб не писал
– Тихо, тихо, дети! Никто никуда ничего писать не будет. Сейчас марш умываться, в Красной армии ужин. Через пять минут всем быть за столом. Иначе все красноармейцы получат у меня!
Лёвчика поставили на пол.
– А красноармейцев трогать нельзя! – Яшка, отбежав на безопасное расстояние, показал Лёвчику язык и погрозил кулаком.
Через несколько минут вся семья встретилась за столом. Прямо к ужину подоспел и дед Самуил. Детей рассадили по разным концам стола, предварительно проверив чистоту вымытых рук, женщины засуетились, подавая на стол, а мужчины плеснули в рюмки по пятьдесят для аппетита и за здоровье товарища Сталина. Холодный щавелевый борщ с селёдочкой, картошка-пюре с тефтелями, компот. Наевшихся детей отпустили поиграть, взяв с них обещание не задирать друг друга. Но какие обещания могут сдержать рукопашный бой в борьбе за дело дележа ружей и пистолетов, из которых следовало убить всех врагов революции. Наконец всё вооружение с родительской помощью было по-братски поделено, и мужчины остались одни за столом. Налив ещё по стопке, завязали неспешный разговор.
Самуил Шаевич Кукуй, пятидесятилетний дед Лёвчика и Яши, работал главным инженером в строительном управлении. Уезжал на работу спозаранку и возвращался затемно. Работы было невпроворот, а поставки цемента, кирпича, сантехники и столярки постоянно срывались. По полдня он проводил вися на телефоне, выбивая, требуя, уговаривая, пугая вышестоящим начальством, давя на совесть и обещая все блага мира. Плотники, каменщики, кровельщики и сантехники работали не спеша, а после обеда, приняв на грудь, и вовсе расползались по щелям, вытащить из которых их было делом непростым. Срывался план, и это тоже было головной болью главного инженера.
– Ох, Давид, снимут с меня шкуру. Скоро уже иностранные гости приезжают, а мы объекты для них никак сдать не можем.
– Так для них вроде как военные строят?
– Так и они не успевают, пару объектов нам подкинули.
– Кто к нам? Летуны или танкисты?
– Да не поймёшь. Под Ольховым лётное поле сооружают, а под Солёным рвы копают. А жить вроде как вместе будут. Ну и дела начинаются. Ну, давай ещё по пятьдесят.
– И я не пойму, у них под Зелёным Станом уже ведь есть аэродром, зачем им ещё один?
– Значит, мало им одного. Вооружается немец, а наши помогают. Будем надеяться, знают, что делают. Ты вот что, Давид, поосторожней с тканью. Уже вся родня и все знакомые в защитном ходят. Как бы не взяли тебя за одно место.
Давид Наумович Соркин служил закройщиком при закрытом ателье, обслуживающем офицерский состав расквартированных в Новооктябрьске частей. С недавнего времени ателье получило заказ на пошив парадной военной формы германским лётчикам и танкистам, проходящим обучение по Рапалльскому договору. Сталин принял решение не входить в союз с Францией и Великобританией, он предпочёл Германию как возможного будущего противника стран-победительниц. И с 1925 года в СССР стали строить военные аэродромы и создавать танковые полигоны. Расходы на содержание объектов немцы брали на себя и перечисляли оговоренные суммы точно в срок, настаивая на такой же педантичности со стороны СССР. Собственно, соглашение было взаимовыгодным. Германия после поражения в Первой Мировой не могла иметь современную армию и поэтому должна была вдалеке от посторонних глаз тренировать своих лётчиков и танкистов на любезно предоставленных Москвой аэродромах и полигонах. В свою очередь советские специалисты внимательно изучали немецкий опыт авиа и танкостроения, каждый раз убеждая немецкое военное командование присылать для тренировок всё более совершенные машины. И к тридцатым годам на совместных аэродромах прописались «Фокеры», «Юнкерсы», «Хейнкели» и «Альбатросы». Танковые полигоны постепенно сворачивали свою деятельность, и немецкие танкисты, носившие во время занятий исключительно форму Красной армии без знаков различия, отбывали потихоньку на родину спецрейсами, увозя хорошо пошитые новенькие мундиры. И германский «Панцерваффе» пополнялся свежими кадрами, прошедшими качественную подготовку на восточно-украинских равнинах, очень напоминавших многие европейские пейзажи.