Чёрный Мустанг
Шрифт:
— А, значит, ты можешь без опасения есть со мной. Иди сюда, к нам, ешь и пей!
Но индеец вместо того, чтобы воспользоваться приглашением, огляделся по сторонам, ища кого-то, и спросил:
— Я не вижу здесь краснокожего, который сидел рядом с тобой. Куда он ушёл?
— Наверное, вышел за перегородку.
— Я не заметил, как он выходил. Если тебя зовут Олд Шеттерхенд, то краснокожий наверняка Виннету, вождь апачей.
— Да, это он. А где твой конь?
— У меня нет коня. Я не ехал верхом.
— Как это? Апсарок, находящийся
— Нет, я не брал коня в дорогу.
— А также не взял и никакого оружия, кроме ножа?
— Никакого.
— У тебя, наверное, есть для этого важные причины?!
— Я дал клятву, что пойду без коня и только с ножом.
— Почему?
— Потому что команчи тоже были без лошадей и у них не было другого оружия, кроме ножей.
— Команчи? Где они были?
— В горах, недалеко от наших прежних пастбищ в Дакоте.
— Команчи были так далеко на севере? Очень странно.
В голосе Олд Шеттерхенда прозвучало сомнение. Краснокожий насмешливо посмотрел на него и ответил:
— Разве Олд Шеттерхенд не знает, что каждый индейский воин должен один раз в жизни отправиться в Дакоту за священной глиной для трубки мира?
— Не каждый должен это делать и не каждый это делает.
— Но команчи сделали. Они повстречали меня и моего брата, его закололи, а мне удалось сбежать. Вот тогда-то я и дал клятву — и без коня, с одним только ножом последовал за ними и не успокоюсь, пока их не убью!
— Поскольку ты рассказываешь мне о священных обычаях, то пожалуй, знаешь, что ни один индеец по дороге к этим каменоломням не может никого убивать?
— И всё же команчи совершили убийство!
— Гм! Но к чему эти клятвы? Без коня и только с ножом! Как же ты охотишься? Чем ты питался в дороге?
— Я должен тебе рассказать об этом? — дерзко спросил индеец, уверенный в том, что ему удалось обмануть Олд Шеттерхенда.
— Нет, — спокойно ответил тот. — Я не могу только понять, как это можно за всё время столь длительного пути ни разу не сесть на коня?
— Я дал клятву и держу её.
— Нет, ты её нарушил.
— Докажи это!
— Ты сегодня сидел в седле!
— Уф! Уф!
— Да, во время дождя.
— Уф! Уф! — вторично произнёс мнимый апсарок, но прозвучало это наполовину со страхом, наполовину с изумлением. Он вскочил на ноги и остановился перед Олд Шеттерхендом. Белый охотник наклонился, провёл обеими руками вдоль его ног, после чего заключил:
— Твои штаны с внешней стороны мокрые, а с внутренней сухие. Внутренней стороны штанов, прилегающей к бокам лошади, дождь не мог замочить.
К тому неожиданному и поразительному доказательству индеец оказался не готов, но всё же быстро нашёлся и произнёс в своё оправдание:
— Каждый ребёнок знает, что внутренняя сторона штанов сохнет гораздо быстрее, чем внешняя. Олд Шеттерхенд должен ещё многому поучиться.
Это был наглый ответ, но охотник, несмотря на это, сохранил спокойствие. До этого он пользовался английским языком, который краснокожий знал довольно прилично, зато теперь он задал ему вопрос на наречии апсароков и не получил ответа, он задал ещё несколько вопросов, но с тем же результатом. В конце концов он положил тяжёлую ладонь на плечо индейца и спросил снова по-английски:
— Почему ты мне не отвечаешь? Или язык твоего племени тебе незнаком?
— Я дал клятву, что не произнесу ни слова на родном языке, пока смерть моего брата не будет отмщена.
— Интересно. У тебя что ни клятва, то необычней и чудней другой. А ещё более необычна твоя глупость, поскольку ты вообразил себе, что сумел обмануть меня. Ведь даже твоё произношение выдаёт тебя. Я хорошо знаю, как апсароки и индейцы из других племён говорят на языке бледнолицых. Ты не из племени апсароков, ты команч. У тебя хватит смелости признаться в этом?
— Команчи — мои враги, я уже тебе говорил об этом!
— Как раз то, что ты так упорно называешь их своими врагами, является для меня наилучшим доказательством, что ты один из них!
— Ты считаешь меня лгуном? Таковы, значит, обычаи бледнолицых, что они могут оскорблять своих краснокожих гостей. Я ухожу! — Сказав это, индеец хотел уже было направиться к двери.
— Ты останешься! — приказал Олд Шеттерхенд, поймав его за руку.
В ту же секунду краснокожий выхватил нож и крикнул:
— Кто посмел меня задерживать? Ты? Что я тебе сделал? Ничего! Я ухожу, а тому, кто мне в этом помешает, всажу нож в сердце!
Олд Шеттерхенд, продолжая крепко держать его левой рукой, быстрым движением правой вырвал у него нож и повторил:
— Ты останешься! Подождём, пока вернётся Виннету, тогда и решим, сможешь ты уйти или нет. Садись туда, где сидел раньше. Но при первой же попытке сбежать тебя догонит пуля.
С этими словами Олд Шеттерхенд с силой подтолкнул индейца к очагу, краснокожий упал, сперва хотел подняться ноги, но, подумав, присел на корточки. Олд Шеттерхенд вернулся на своё место и приступил к еде, положив револьвер со взведённым курком рядом с собой, чтобы нагляднее подчеркнуть свою угрозу.
Прерванный ужин возобновился, но беседа была уже не такой оживлённой. Вскоре вернулся следопыт и сел на своё место. Поскольку индеец продолжал сидеть в той же позе, что и до его ухода, то ему и в голову не пришло, что за время его отсутствия здесь произошло что-то серьёзное. Впрочем, дорожный мастер и кладовщик тут же ему обо всём рассказали; метис слушал их с видимым спокойствием, но в глубине души был обеспокоен, не выследил ли его Виннету.
Апач тем временем, выйдя через заднюю дверь, сделал большой крюк и прокрался к передней стороне здания, будучи уверен, что ему удастся застать метиса с поличным. Широко открытая дверь дома была ярко освещена, так что если кто-то наблюдал за ней из темноты, то мог увидеть любого, кто входил или выходил из неё.