Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
Шрифт:
Да, назидательность стариков всегда кажется молодым нудной и нескончаемой, как серая осенняя морось, думал конунг Рагнар, уперев единственный локоть в дощатый стол и наблюдая за ними. Равно как и старикам молодая резвость всегда представляется легкомыслием… Почему все-таки так устроили боги? Даже воины из одной дружины, сражающиеся бок о бок и гребущие рядом, плохо понимают друг друга сквозь разницу в возрасте. Может, боги нарочно так сделали, чтобы им самим было спокойнее наверху? Чтобы каждое новое поколение не могло сговориться против них с предыдущими… Нет, что-то не то лезет в голову…
Он не додумал мысль. Вдруг почувствовал, что голова сама клонится все ниже к доскам стола, того и гляди воткнется лбом в блюдо с мясом, остывшим уже давно. Рагнар на всякий случай отодвинул блюдо. Крепче уперся единственным локтем в стол.
Затянувшийся, многодневный пир утомил конунга. Глаза закрывались сами собой, а изнутри поднималась тухлая отрыжка с привкусом гнилых яиц. Голова гудела, брюхо пучило, а голос осип от бесконечных разговоров и громких чествований. Ни говорить больше не хотелось, ни пить, ни есть…
Понятно, что воинов, празднующих такую великую победу, не прервать. Если конунг начнет вставать между воинами и бочонками с крепким пивом, недолго продержится его власть, это он давно понял. Наука конунга — быть во всем во главе, идти вместе со всеми, а не против всех, рассказывал ему, еще молодому, дядька Бьерн. Учил понимать, когда можно приказывать, а когда лучше не перечить дружной вольнице…
Встряхнувшись, Рагнар сильно размял ладонью горящее от выпитого и съеденного лицо. Пойти на двор, вылить на голову ведро холодной воды?
Конунг и Победитель Великана хмелел редко, мог влить в себя много, но сейчас и его разобрало. Забыл меру от радости взятия гарда. Мысли еще не совсем путались, но уже плыли без всякого направления, как деревянный конь, заблудившийся в густом, прибрежном тумане. Большая победа… А княжескую казну так и не нашли… Это досадно… И Харальд Резвый, видишь, тоже нацелился стать здешним князем… Храбрый воин и умный одновременно, что редко бывает… Харальд тоже молод и нетерпелив в желаниях… Жалко будет его убивать… А как иначе?
Рагнар сильно, рывком, поднялся. Пошатываясь, цеплялся за стол рукой. Вылить ведро… Убить Харальда… Нет, лучше два ведра… Ладно, потом… А что потом, убить или вылить?
Отойдя на несколько шагов, он не удержался, рухнул как подкошенный лицом в солому, предусмотрительно расстеленную по изукрашенным княжьим покоям, сладко чмокнул и заливисто захрапел…
Больше половины пирующих тоже спали, не снимая кольчуг, раскинувшись прямо вдоль стен и столов. Те, кто уже проспался по второму-третьему разу, открывали глаза, вставали, снова подсаживались к кубкам, чарам, тяжелым бочонкам и заморским точеным кувшинам, продолжали трудное и долгое торжество…
«О, слава! О, доблесть! О, радость!» — запел Якоб-скальд, когда пенное пиво окончательно разгорячило кровь, разгоняя похмельную муть в голове. Воины, кто услышал его, оживились. Песням прославленного скальда одинаково охотно внимали и старые, и молодые…
6
Агни Сильный полз по земле, а казалось ему — пробирается по высокой крыше терема. И не просто ползет. Старается удержаться на ней, цепляется изо всех сил длинными пальцами, чтоб не сдул его ураганный ветер, не сбросили вниз шатающиеся стены…
Откуда ветер? Почему буря? Отчего эта крыша качается, как деревянный конь на штормовых волнах? Кто же строит дома, чтоб они качались? Все тут неправильно, в этих лесах, все не по уму!
Давно он так не напивался…
О, слава! О, радость! Жизнь воина — яростные бои и лихие нескончаемые пиры! Смерть воина — новые бои и новые пиры за столом у Одина, Бога Павших! Вот где его счастье, где веселье и радость!
Эти висы из хвалебного флокка, что долго пел за столом Якоб-скальд, так и засели в голове. Монотонно, нараспев, крутились в голове висы, цепляясь одна за другую и повторяясь бесконечным эхом. Правильные висы, мудрые. Счастье и радость — вот удел воина!
Агни полз. Потом почувствовал — проваливается куда-то. Сердце, перестав стучать, замерло, и он сжался, как еж, ожидая сильного удара о землю. Долго ждал… Что, уже земля? Опять полз. Земля, конечно, земля… Сырая, прохладная, надежная. А где же дом, где крыша? Как это он упал и сам не заметил?
Болела голова…
А почему болит?! Почему сейчас-то болит?! Разве мало хмельного влил он в пересохшую глотку?! Заливал ведь и пиво, и медовую брагу, и заморские, кисло-сладкие вина, вяжущие язык. Много дней и ночей заливал. Падал, просыпался и опять пил, черпая ковшом и шлемом. Ничего не жалел, все для нее, все для головы…
Опять болит, подлая…
Агни начинал не на шутку злиться. Полз и рычал. Полз и свирепел все больше и больше.
Нет, его не проведешь просто так! Он, Агни, умный, медведя за корову не купит! Тоже нашли над кем шутки шутить, думал он, обращаясь неизвестно к кому. Он — знатный воин, великий воин, давно уже прославивший себя в дальних викингах. Он бы и сейчас прославил, еще больше прославил, вот только встать, найти меч почему-то не удается! Руки, его сильные руки, способные гнуть железо, как ивовые прутья, почему-то не держат, дрожат и подламываются…
Один! Тор! Тюр! Фрейр! Уль! Где вы, боги?! На помощь!
Ага! Понятно! Вот они… Вот они, где притаились…
Змеи!!!
Он ясно, отчетливо увидел их совсем рядом. Ишь сползаются…
Много змей! Теперь понятно…
И здесь догнали! Приползли за ним в викинг из земли фиордов! Не ждал, не хотел, а они приползли… Окружают… Шуршат… Свиваются вокруг черными удушающими кольцами… Сейчас задушат…
А вот вам всем!
Там их рубил и здесь порубит!
Собрав последние силы, вскочив, кинувшись вперед яростным рывком, Агни со всего маху ударился головой о бревенчатую стену. Воины, пировавшие внутри, даже за гомоном стола услышали этот удар, покачнувший сруб. Выбежали смотреть…