Черный передел
Шрифт:
Молодой офицер видел себя во главе небольшого, человек на сто, но хорошо вооруженного конного отряда. Он сам отберет бойцов для него. Служить будут не только русские, но и татары. Последние – скорее, из идейных соображений. Хотя и за деньги тоже. Денег у них хватит. Приличное по здешним меркам жалованье, верховые лошади, обязательно – сабли и пара пистолетов при седле, возможно – карабины с кремнево-ударным замком, длиной в 120 см, драгунские, довольно легкие…
Микис Попандопулос, видя, что его гости молчат и кофе не пьют, велел слуге подать бутылку выдержанного крымского портвейна. Может быть, подумал он, крепкое вино больше подойдет для беседы, которую ни приятной, ни веселой не назовешь. Плохо разбираясь в винах, Анастасия сразу сделала большой глоток, закашлялась и в удивлении посмотрела на коммерсанта: раньше таких напитков он ей не предлагал.
– Где сейчас находится светлейший хан? – спросила она.
– Ф голоте Кефа. Там у него летний тфолец на белегу моля.
– Он уехал один?
– Нет. С ним – лусский посол Веселитский, слуги, охлана, галем.
– Что советуете делать?
– Мне тлутно тепель софетофать фам, любесная Анастасия Петлофна, – тяжело вздохнул Попандопулос. – Но Касы-Гилея тва дня насат мои люти фители ф Бахчисалае…
Весьма угнетенные этим разговором, Аржанова и князь Мещерский сели в свой экипаж и поехали от магазина греческого коммерсанта на окраину Ак-Мечети, где расположилась в усадьбе для временного отдыха их экспедиция. В городе было тихо, пустынно, безлюдно. Редкие прохожие провожали напряженными взглядами европейское транспортное средство, сильно отличавшееся по внешнему виду от местных повозок. Когда экипаж двигался мимо фонтана на пересечении двух улиц, то несколько мальчишек, возле него игравших, засвистели им вслед, а оборванец, набиравший воду в кувшин, погрозил кулаком.
Адъютант светлейшего князя плотно задернул шторку на окне и повернулся к Анастасии:
– Раньше такого здесь не водилось.
– Не забывайте, теперь мы – в новой, иной стране. Сейчас из всех щелей полезут недовольные Шахин-Гиреем. А довольные – попрячутся.
– Может, повернуть обратно к Чонгару?
Она ответила вопросом на его вопрос:
– Считаете, что миссия невыполнима?
Он выдержал паузу:
– Но согласитесь, надо что-то придумывать…
Аржанова размышляла не очень долго. Решение она объявила людям в тот же день, после ужина, на общем сборе. Для начала рассказала про вторжение мятежников с Тамани, затем сообщила, что выход, по ее мнению, у них есть – сделаться похожими на крымских татар. В полном недоумении уставились на курскую дворянку и ее слуги, и кирасиры Новотроицкого полка. Один Федор-Фатих радостно захлопал в ладоши. Не только попасть на родину, но и вновь принять облик соотечественников – на такое счастье он никогда не рассчитывал.
Ободренная его поддержкой, Аржанова продолжала речь. Данная операция представлялась ей достаточно простой. Всем – поменять русскую одежду на татарскую. Мужчинам – выбрить головы, но отпустить усы и бороды, усиленно загорать, дабы приобрести хоть немного смуглости. Обязательно учиться у Федора-Фатиха обиходным татарским словам и фразам.
Кстати, говоря, к уроку иностранного языка можно приступать хоть сейчас. Но вот новое одеяние она сразу дать им не может. В наличии пока имеется лишь три комплекта мужских восточных нарядов, остальное придется покупать на базаре. Вообще оборот россиян и крымчан выльется в приличную сумму. Ведь потребуется не только одежда, но, например, арба, мажары, седла, упряжь, кое-какая домашняя утварь и даже оружие – те же излюбленные татарами кинжалы, которые многие носят тут за поясами. Однако она пойдет на траты. В противном случае делать им на полуострове больше нечего.
Сержант Чернозуб выступил вперед, оглянулся на рядовых, что сидели, уныло повесив головы, и понес на своей неподражаемой русско-украинской «мове» такое, отчего Анастасия чуть дара речи не лишилась. Оказывается, снять превосходный кирасирский мундир, государыней императрицей им присвоенный, никак невозможно, косу – красу и гордость каждого солдата – вовеки они не отрежут, татарские ичиги вместо ботфортов не наденут, ибо перечисленное есть не что иное, как унижение российского воинства, проклятых басурманов шесть лет кряду, от 1768 до 1774 года, на полях сражений громившего!
Нешуточные страсти улеглись лишь под вечер, после криков и споров, по накалу прежде в команде «ФЛОРЫ» немыслимых. Согласились верные слуги и доблестные солдаты выполнить таковую прихоть госпожи Аржановой исключительно из уважения к ней и веры в ее предвидение…
Яркие краски восточного базара всегда нравились Анастасии.
Она с удовольствием посещала эти шумные, изобильные торжища, даже не собираясь делать там покупки. Загадочная для европейца мусульманская жизнь, сотканная из контрастов: роскошь и нищета, пышное многообразие и унылая одинаковость, – проявлялась здесь с наибольшей убедительностью. Старинный, широко раскинувшийся в юго-западной части Бахчисарая «Ашлык-базар» тоже нес в себе эти черты. Неспешно гуляя по торговым рядам, Аржанова только приглядывалась и прислушивалась. Все-таки она отсутствовала полтора года. Сейчас требовалось восстановить прежние ощущения от мира, бесконечно чуждого, далекого.
Солнце припекало совсем по-летнему.
В белой накидке «фериджи» с капюшоном, закрывающим голову и лицо, с просторными рукавами и длинными полами, в которые татарские женщины заворачивались так, что фигуры их скрывались полностью, в шелковых шароварах и желтых туфлях с загнутыми вверх острыми носами, на каблучках, русская путешественница почти ничем не отличалась от других посетительниц «Ашлык-базара». Ее охрана состояла лишь из трех человек – столько они имели комплектов восточной мужской одежды.
Впереди шел князь Мещерский в темно-лиловом кафтане и пестрой чалме, с турецким кривым кинжалом «бебутом» за поясом и «камчой» – длинной плетью в руке. Успешно подражая татарам, он иногда выкрикивал: «Ёлла! Ёлла!» – «Дорогу! Дорогу!» На три шага позади Аржановой двигались, устрашая местных жителей своим ростом и видом, два кирасира: сержант Чернозуб и капрал Ермилов. Их одежда, обычная для крымских степняков, заключалась в полосатых кафтанах, полотняных штанах и островерхих войлочных шапках.
Они миновали ряды здешних аристократов-богатеев – ювелиров и ковровщиков – и подошли к среднедостаточным торговцам: кожевникам, табачникам, гончарам, кузнецам. Их лавки теснились одна возле другой, похожие на большие дощатые клетки – без окон, без дверей, без прилавков. Как правило, хозяин, человек выше средней упитанности, сидел, поджав ноги, на коврике перед лавкой. Его работник – худой и бедно одетый – действовал внутри ее, показывая покупателям приемы ремесла.
Например, у гончара они увидели не только полки с десятками тарелок, чашек, блюд, кувшинов и кувшинчиков, но и сам гончарный круг. За ним работал молчаливый «усто» – мастер. Влажными, коричневыми от глины ладонями он формировал очередное свое произведение – чашу весьма затейливой формы и с толстым ободком по краям.
Кузнец не собирался маскировать шумную, покрытую пеплом и золой мастерскую с наковальней, горном, мехами-поддувалом. С молотом в правой руке он готовился нанести удар по раскаленной заготовке для лопаты, держа ее черными большими щипцами на такой же черной наковальне. По его сигналу два помощника – изможденные, закоптелые татары в тюбетейках – налегали на длинный рычаг мехов. Воздух со свистом вырывался оттуда, и заготовка вспыхивала ярко-алым цветом. Молот бил по ней, в стороны летели искры.