Черный пес Элчестера
Шрифт:
– Готовь-ка ты ужин, - велел он, разжигая огонь. Девица оказалась понятливой и снова ускользнула к озеру: за водой. Ее чистые мокрые волосы медно блеснули в свете костра - густые и мягкие, до колен.
...От темной воды тянуло сыростью. Котелок плеснул, пустив волну, убежавшую в ночь. Дремотно шептал лес. Капли, стекая по металлическим бокам, падали на ноги. Девчонка выпрямилась, вглядываясь во мрак. Что-то изменилось, пока она была у костра...
Меж деревьями вспыхнули два алых огня.
Крестьянка
Девушка несколько секунд смотрела на качающиеся ветки, затем медленно, очень осторожно, отступила на два шага, развернулась - и опрометью кинулась назад, к костру, к ожидавшему ее рыцарю.
Фрэнсис озадаченно поглядел на запыхавшуюся девку, но ничего не сказал. Только выдал новоприобретенной стряпухе крупы и мяса, а сам растянулся у костра, закинув руки за голову, и бездумно смотрел на звезды в прояснившемся небе. Вокруг сонно вздыхал ночной лес, и, изгибаясь, танцевали тени пламени.
Селянка развесила мокрую одежду на ветвях: сушиться, растормошила свою сумку, достала оттуда какие-то припасы - и от души сыпанула в воду для питья. Невнятно забормотала что-то - костер яростно затрещал, взметнув гриву искр, и Фрэнсис, забыв о еде, встревоженно вскочил. Это с какой же мокрой сердцевиной должна была попасться ветка, чтобы так жахнуло?.. Незадачливая повариха резво отпрыгнула от излишне развеселившегося огня, виновато глянув на молодого рыцаря. Он успокаивающе кивнул и снова лег. Курносая крестьяночка перевела дух.
Юноша разглядывал ее через пламя. Вымытая, она оказалась даже хорошенькой. Лицо еще сохраняло некоторую бледность, после пережитого, но зато темно-синие глаза полыхали удивительно ярко, почти лихорадочно. А великолепие волос глубокими волнами низвергалось по плечам до самых колен, и блики теплого света скользили по ним медным сиянием...
Фрэнсис поначалу решил, что ему мерещится, что обманывает неверный ночной свет... но нет! Ни у кого, никогда, не видел он такого цвета прядей: бурый, с серебристым отливом, как октябрьский палый лист...
Высокий лоб, закругленный овал лица с крупными, правильными чертами - нет аристократической строгости, утонченности - и все же в этом несовершенстве было что-то милое, подкупающее.
Она тоже смотрела на своего спасителя, чуть наклонив набок голову.
– Как тебя зовут?
– спросил граф.
Девчонка не поняла вопроса. Он поморщился.
– Фрэнсис!
– представился он, ткнув пальцем себя в грудь. Ее лицо просияло.
– А! Милица...
– назвала крестьянка свое имя в ответ.
Лорд кивнул и снова улегся возле костра. Внезапно пришла мысль, что после смерти Фредерики он впервые разговаривает с девушкой... С ровесницей своей возлюбленной.
Юноша стиснул зубы.
Фредерика...
Фредерика была намного красивей. Изящней.
Взгляд скользнул по фигуре Милицы, и, против воли юноши, дольше, чем позволяли приличия, задержался на груди. Да. Больше, чем у Фредерики. Намного больше... И бедра шире... Простолюдинка, что с нее взять!
Но при этом, все же, какая стройная и гибкая!
Кровь шумно застучала в ушах, жаром прихлынула к щекам. И ведь всего лишь два шага в обход костра, чтоб сбросить с плеч девушки плащ... Фрэнсис резко сел, быстро подтянув колени к подбородку. Пробудилась злость на собственную слабость. Да, у него давно не было женщины... Просто давно не было женщины.
К счастью, эта селяночка слишком невинна, чтобы понять.
Тем временем вскипела вода, устало запыхтела каша, мясо зарумянилось на тонких палочках над огнем - и Милица с улыбкой протянула Фрэнсису ложку, а потом - кружку с ароматным настоем, зеленым и терпким от брошенной ею туда неведомой травки.
Лорд взял и осторожно пригубил. По телу разлилось тепло, дурные мысли рассеялись, как дождевые тучи, и он просто смотрел на Милицу: как она опасливо прихлебывает горячий настой, улыбается; обжигаясь, пытается есть мясо...
Оно получилось очень вкусным, с сочной мякотью и хрустящей поджаристой корочкой, истекающей ароматным соком.
– Спасибо, - прижав руку к груди, произнес юный лорд, всем своим видом пытаясь показать, как ему понравилась еда.
Девица живо подняла голову. Губы ее чуть вздрогнули.
– Вам в самом деле понравилось?
– тихо спросила она. Граф замер от неожиданности и уставился на крестьянку. Нет, она не заговорила по-английски. Слова, что роняли ее губы, были ему неведомы...но, словно по какому-то волшебству, он все понимал!
– Да, ты умеешь готовить...
– медленно произнес он, пристально вглядываясь в нее, гадая, произойдет ли чудо, поймет ли собеседница...
Милица так же, медленно, подняла голову - и они молча, долго, не отрываясь, смотрели друг на друга через костер. Огонь бился во тьме как живое сердце - в холодной плоти ночи. Было в этом что-то, от чего у Фрэнсиса по коже поползли мурашки.
– Ты...понимаешь?
– наконец решился произнести рыцарь.
– Да, благородный господин, - тихо отвечала Милица, не отводя глаз.
Боже, как они полыхали!
– Благородный господин, я должна поблагодарить вас. Вы спасли меня. Не будь вас тут поблизости, я пропала бы.
– Зачем же ты в болото забрела?
– думая совсем не об этом, пробормотал юный воин. Девушка чуть усмехнулась.
– А, видите ли, благородный господин, там ненюфары росли. Я и решила себе нарвать.
– Нарвала?