Черный помидор

Бондаренко Андрей Евгеньевич

Костёр печально и задумчиво догорал. Вернее, дотлевал: тоненькие струйки ленивого белёсого дыма, уходившие в небо, низенький конус серого пепла и тихое монотонное шипенье — это крохотные капельки росы, выпадая из утреннего туманного воздуха, встречались с одиночными светло-оранжевыми угольками.

Зайсан Костька, плотно прикрыв глаза и опираясь правой рукой на массивный чёрный посох, сидел возле костра — на округлом гранитном валуне.

«Спит, никак?», — нерешительно остановился в десяти метрах от костра Сергей. — «Неудобно как-то — будить старика…. Что же тогда

делать? И откуда у него, интересно, взялся этот чёрный приметный посох? Вчера его точно не было…».

— Нет, путник, не сплю, однако, — открыв глаза, басовито пророкотал шаман. — Думаю, планирую, рассуждаю, спорю сам с собой. Полезное, однако, дело. Очень рекомендую…. Почему Палыча ночью не разбудил? Задумался, однако. Задумался. Теперь я долго задумчивым буду. И, однако, не таким разговорчивым, как раньше…. О чём — задумался? О многом, однако. После вчерашнего разговора с ээзи…. Посох? А это я вчера на него своё ружьё обменял…

— Как это? У кого?

— Я же тебе говорю, однако. На скале с ээзи встречался. Потом туда, однако, мой старинный и давний друг подошёл. С ним и обменялись. Нам же вскоре предстоит через ледник перебираться, однако. Как я — через ледник — без посоха? То-то же…. А про чёрные помидоры, парень, ты напрасно, однако, беспокоишься. Заморозки в этом году только в сентябре месяце придут. Не раньше, однако.

— Это вам ээзи вчера поведали — там, на скале? — махнув рукой в сторону, не удержался от вопроса Писарев. — Ну, про то, что я беспокоюсь о чёрных помидорах?

— Нет, не ээзи, однако, — равнодушно поморщился Костька. — У них и других неотложных дел хватает. Более, однако, важных. Просто ты вышел из палатки и подумал: про приближающуюся осень, жёлтые и красные листья, туман с росой, заморозки и чёрные помидоры…. Было такое, однако?

— Э-э-э…. Было.

— Вот, однако. Ты — подумал. Я, однако, услышал. И ответил. Ну, чтобы успокоить тебя, однако…. Понимаешь?

— Ага, кажется, понимаю. Ик-к, — растерянно икнул Сергей Васильевич. — Но только в общих, так сказать, чертах…. А что мне, зайсан, делать дальше? И-к-к?

— Для начала — водички попей, однако. Чтобы не икалось. А потом, однако, иди к женской палатке. Буди жену и Айлу. Я же подброшу в костёр сухих дровишек. Раздую его. Потом разбужу Палыча, однако. Позавтракаем. Посуду помоем. Лагерь, однако, свернём. Лошадок заседлаем. И дальше, благословясь (каждый — на свой лад), поедем, однако.

— А какой путь нам предстоит сегодня?

— Путь — как путь, однако. Обычный совсем…

После завтрака (разогретая вчерашняя каша с тушёнкой и чай с пряниками), Ворон и Иван Павлович, взяв с собой полбуханки чёрного хлеба и немного соли, отправились общаться-седлать лошадей, а Айлу и супруги Писаревы занялись «свёртыванием» походного лагеря. Затушили костёр, сложили палатки и запихали их в чехлы, а после этого, прихватив грязную посуду, спустились к ручью.

— Котелок пусть отмокает — хотя бы ещё минут пять-семь, я в него тёплой воды налила и капнула немного мыльного раствора, — осторожно присаживаясь на толстую берёзовую корягу, наполовину лежавшую в ручье,

сообщила Айлу. — А мы с вами, господа питерские туристы, пока займёмся мисками, ложками и кружками. Вот, держите — губку, тряпочку и хозяйственное мыло.

— Запасливая вы, Айлу, мышка, — улыбнулась Анна Петровна. — Всё предусмотрели.

— Что есть, то есть…. Я сама? Вот этим мхом и песочком из ручья буду усердно драить…. А что это, Сергей Васильевич, вы такой задумчивый и молчаливый?

— Показалось вам. Всё нормально.

— А, всё же?

— Кха-кха. Тут такое дело…. Оказывается, что зайсан Костька умеет мысли читать…

Писарев рассказал об утреннем разговоре у костра.

— Какой-то другой нынче Ворон, — задумчиво водя губкой по внутренней поверхности эмалированной миски, дополнила Анна Петровна. — Совсем другой…

— И в чём же это выражается?

— Он опять смотрит на меня, как и тогда — много-много лет тому назад, на Колыванском хребте.

— С одобрением? Словно бы любуется?

— Ну, в общем, да.

— Понятное дело, — внимательно всматриваясь в густые кусты на противоположном берегу ручья, задумчиво протянула Айлу. — Ладно, учтём…

Утренние сборы заканчивались.

Айлу, улучив момент, когда Ворон останется один — рядом со своим угольно-чёрным Темиром, — тихонько подошла сзади и нежно-нежно проворковала:

— Милый, а когда же мы уединимся? Хотя бы на чуть-чуть? Я ужасно соскучилась. Ужасно-ужасно-ужасно…

— Кха-кха-кха, — широкая спина шамана чуть заметно вздрогнула. — Ты это, однако. Забудь, пигалица, о всяких глупостях. Однако, до возвращения в Катанду.

— Значит, поменялись-таки с Мисти местами-ролями, — язвительно хмыкнув, резюмировала девушка. — И когда только, затейники, успели? Прошедшей ночью, не иначе.

— Как догадалась-то, однако? — обернулся Костька, и в его чёрных раскосых глазах промелькнуло лёгкое любопытство. — Чуть по-другому, однако, говорю?

— Мой Артём, конечно, очень талантливый, — горделиво усмехнулась девушка. — Очень-очень-очень. Но он, всё же, не умеет «читать» людские мысли.

— Ага, вот оно как, однако…. Да и я в этом деле не мастер. Только, однако, иногда. На раннем рассвете. И не у всех, однако.

— А ещё я увидела в кустах — на противоположном берегу ручья — зелёные кошачьи глаза: очень внимательные, умные и знакомые…. Это же ваш кот Паслей?

— Он самый, однако, — подтвердил шаман. — Очень беспокойный и любопытный. Всюду ходит за мной. Всё ходит и ходит. Или же, однако, почти всюду.

— А почему такое странное имя — «Паслей»? Алтайское?

— Нет, русское, однако. Для тубаларов русский язык — сложный. Вот, однако, имя «Василий» и…э-э-э…

— Преобразовалось? — подсказала Айлу.

— Ага, спасибо, однако. Преобразовалось — в «Паслея».

— Ой, что это такое? Словно бы всё, вздрогнув несколько раз подряд, закачалось перед глазами…. И грохот какой-то слышится впереди. Глухой и долгий…. Землетрясение?

— Ага, однако. Оно самое. Достаточно сильное.… Но, однако, ничего страшного. Ерунда. Уже закончилось, однако…