Черный принц
Шрифт:
– Спи. Закрывай глаза. Хочешь, я тебе колыбельную спою? Правда, у меня со слухом не очень, но я спою…
– Лучше расскажи.
– О чем?
– О том, как мы будем жить…
– Долго, – он гладит короткие ее волосы, выбирая из них каменную крошку, – и счастливо…
…и умрут в один день. Но есть еще минута… и Таннис дышит. Ровно, спокойно, словно и вправду уснула. Кейрен отнял руку от ее шеи, освободив нить пульса. Лучше так… если во сне, то не больно.
Он обнял ее и закрыл глаза.
…раз-два…
…двести тридцать… или это уже было, целую вечность назад.
Таннис дышит?
Долго, как же долго умирать. И голова кружится, не то от недостатка воздуха, не то от потери крови… какой богатый нынче выбор. Кейрен засмеялся бы, если бы мог.
Он почти потерял сознание, когда услышал, как с хрустом, с грохотом поднимается плита.
…двадцать тысяч сколько-то там… ему вдруг стало невероятно важно знать, сколько именно…
– Бестолочь. – Этот голос он помнил… и ответил бы, но сил совершенно не осталось.
Как есть бестолочь.
С кисточкой.
Глава 42
Тайберни – еще не тюрьма.
Похож.
Четыре башни. Четыре стены. Ласточкины хвосты зубцов, которые что-то да символизируют, Брокк читал, но сейчас прочитанное подзабылось. Он смотрел на эти зубцы, почти черные на фоне белого неба. От белизны ломило в висках.
И от пустоты.
Безделья.
Томительного ожидания.
Тайберни – еще не тюрьма, и его покои меньше всего похожи на камеру. Спальня в темно-синих тонах с огромной кроватью. Перины проветрили, но запах плесени и влажного камня остался. Он вжился в них, и в льняные скользкие простыни, и в поблекшие обои.
Это несоответствие раздражало. И Брокк пытался унять раздражение, мерил комнату шагами, сжимал и разжимал пальцы на руках…
…на руке.
Он вспоминал. Останавливался и, еще не веря, что память не подводит, трогал обрубок.
…боль возвращалась. А с нею и память, правда последняя – рывками.
…старая баржа. Искры. Черный дым, который стлался под ногами. Арка первого узла, от нее протянулись направляющие нити ко второму… и собственная беспомощность. Кристалл на ладони.
Он тянул жизнь из Брокка, день за днем.
Час за часом.
И преломленная в темных гранях его, эта жизнь была до нелепого короткой. Слишком короткой, чтобы взломать кристалл.
…рука ныла, и боль отдавала в локоть и выше, в лопатку. Доктор уверял, что это – следствие пережженных нервов и пройдет, только вряд ли вновь получится подсадить протез. Разве что сделать крепление выше, но это слишком рискованно.
…доктор ничего не понимал. Раз болит, значит, живы нервы и просто раскалились, как раскалилась сама эта треклятая рука, в которой вдруг вспыхнул, раскрываясь, Черный принц.
Кэри…
– Кэ-ри. – Брокк повторяет ее имя снова и снова, пробуя на вкус, меняя оттенки. Становится легче, теплее словно бы…
Тайберни, конечно, не тюрьма, но топят здесь слабо.
…а память не отпускает. Стоит остановиться, всего на секунду – старые часы на каминной полке издевательски точны, – и он возвращается на баржу.
К оплавленной руке.
К ее пальцам на своих губах… к ее глазам, за которые получилось зацепиться.
…держаться. Долго? Ему не сказали сколько.
Быть может, позже.
Брокк остановился у кресла, старого и низкого, с широкими подлокотниками, с которых скалились уродливые головы грифов. И когтистые лапы кресла увязли в пушистом ковре.
Да, Тайберни – не тюрьма.
Преддверие.
Он не услышал их появления, кажется, тогда он вообще только и способен был что стоять.
Выстоять.
Не сам, опираясь на Кэри, а она – на него. Снег кипел, и плавился металл, но мост держал зеркальные крылья. Долго. Вечность, а то и больше. Или меньше.
Она закончилась, когда кто-то произнес:
– Мастер, прошу вас пройти с нами.
– Что?
– С нами. Пройти.
Мундиры он видел. Лица – нет. Но помогли подняться, и кто-то, быть может знакомый, а может и нет, набросил плащ на плечи Кэри.
– Экипаж ждет.
Она же вцепилась в руку, встала с трудом. Плащ оказался слишком длинным и тянулся за ней словно шлейф.
Экипаж ждал.
Массивная карета с решетками на окнах, с обитыми железом дверцами и железными же широкими колесами.
– Извините, леди, но вам нельзя.
Она поджимает губы. И хмурится. И, кажется, вот-вот разревется…
– Кэри, – сажа на щеке, и на шее тоже, и на руке, отчаянно сжимающей полы чужого плаща, – пожалуйста, отправляйся домой.
Не слушает, мотает головой.
– Так надо. Пожалуйста…
Смотрят.
Откуда взялись? Следили… нет, неверное выражение – присматривали. Чтобы глупостей не наделал, а он все равно наделал, только не жалеет.
Она ведь жива. И город цел… и это ли не победа?
– Я тоже вернусь, но позже. Просто нужно немного времени, чтобы разобраться…
…ложь, но так нужно. И она, пусть не верит ласковым словам, но поддается на уговоры.
Кажется, там был Виттар. Бледный, едва стоящий на ногах.
Кажется, он обещал, что присмотрит и волноваться не о чем… говорил и кашлял, зажимая рот куском полотна, а на полотне оставались красные пятна. И Виттар вытирал рот рукой, только размазывая кровь. Но все равно говорил.