Черный принц
Шрифт:
На следующий день туман не рассеялся, он стал гуще и все надвигался с моря и проносился мимо дома в неустанном марше, как окутанное тенью воинство, выступившее против далекого противника. Мы смотрели на него, сидя рядом рано утром у окна в маленькой гостиной.
После завтрака мы решили пойти поискать лавку. Было свежо, и Джулиан накинула мой пиджак, так как во время налета на магазины забыла купить пальто. Мы шли по тропинке вдоль ручья, заросшего кресс-салатом; дойдя до домика стрелочника, пересекли железную дорогу и прошли по горбатому мостику, отражавшемуся в спокойной воде канала. Солнце пробивалось сквозь туман и скатывало его в огромные золотые шары, и мы продвигались между ними, как между гигантскими мячами, которые так ни разу и не коснулись нас, как не касались и друг друга. Я волновался из-за того, что произошло или, вернее, не произошло сегодня ночью, но был су-масшедше счастлив от присутствия Джулиан. Чтобы немножко нас помучить, я сказал:
– Но ведь мы не можем оставаться тут вечно…
– Пожалуйста, не говори таким голосом. Опять твое «отчаяние». Пожалуйста, не надо.
– Я просто говорю очевидные вещи.
– Я думаю, надо тут еще побыть, чтобы изучить счастье.
– Это не моя область.
– Я знаю, но я буду тебя учить. Я продержу тебя здесь, пока ты не примиришься с тем, что должно произойти.
– Ты про нашу свадьбу?
– Да. Потом я сдам экзамены, все будет…
– Представь себе, что я старше, чем…
– О, довольно, Брэдли. Тебе обязательно нужно все… как бы это сказать… оправдать.
– Я навсегда оправдан тобой. Даже если ты меня сейчас же разлюбишь, я оправдан.
– Опять цитата?
– Нет, сам придумал.
– Я не собираюсь тебя разлюбить, и хватит говорить про твой возраст. Надоело.
– «Как в зеркало, глядясь в твои черты, я самому себе кажусь моложе. Мне молодое сердце даришь ты, и я тебе свое вручаю тоже» [49] .
– А это – цитата?
– Это довольно слабый аргумент в твою пользу.
– Брэдли, ты ничего не заметил?
49
Шекспир. Сонет 22-й. Перевод С. Маршака.
– Думаю, что кое-что заметил.
– Тебе не кажется, что я за последние несколько дней повзрослела?
Я заметил это.
– Да.
– Я была ребенком, ты, наверно, и сейчас думаешь обо мне как о ребенке. Но теперь я женщина, настоящая женщина.
– Девочка моя, любимая, держись меня, держись крепко, и если я когда-нибудь вздумаю тебя оставить, не допусти этого.
Мы пересекли луг и оказались в деревушке, где и нашли лавку, а когда двинулись обратно, туман совершенно рассеялся. Теперь дюны и наш двор казались огромными и сверкали на солнце – все камни, смоченные туманом, отливали разными цветами. Мы оставили корзину с покупками у ограды и побежали к морю. Джулиан предложила набрать топлива для камина, но это оказалось трудно, потому что каждая деревяшка, которую мы находили, оказывалась до того красивой, что жалко было жечь. Несколько деревяшек она согласилась принести в жертву огню, и, оставив ее на берегу, я тащил их через дюны к нашему складу, когда вдалеке увидел нечто такое, отчего кровь застыла у меня в жилах. По ухабистой дороге от нашего домика ехал на велосипеде человек в форме.
Не было никаких сомнений, что он приезжал в «Патару». Больше тут некуда было ездить. Я сразу же бросил собранное топливо и залег в песчаной выемке, наблюдая за велосипедистом сквозь мокрую золотистую траву, пока он не скрылся из виду. Полицейский? Почтальон? Официальные лица всегда внушали мне ужас. Что ему надо? Кто ему нужен? Мы? Никто не знает, что мы здесь. Я похолодел от чувства вины и ужаса и подумал: я был в раю и не испытывал должной благодарности. Я беспокоился, пытался разрушить счастье и вел себя глупо. А вот сейчас я пойму, что значит настоящий страх. Пока я только играл в опасения, хотя к тому не было никаких причин.
Я крикнул Джулиан, что пойду к дому за машиной, чтобы увезти дрова, а она пусть остается и собирает дальше. Я хотел посмотреть, не оставил ли чего-нибудь велосипедист. Я зашагал через двор, но она тут же крикнула: «Подожди!» – нагнала меня, схватила за руку и рассмеялась. Я отвернулся, пряча испуганное лицо, и она ничего не заметила.
Когда мы подошли к дому, она осталась в саду и принялась рассматривать камни, которые она выложила рядком. Не показывая, что спешу, я подошел к крыльцу и вошел в дверь. На половике лежала телеграмма, я быстро нагнулся и поднял ее. Затем вошел в уборную и запер за собой дверь.
Телеграмма была мне. Я мял ее в руках дрожащими пальцами. Наконец я разорвал конверт вместе с телеграммой. Пришлось сложить половинки. Я прочел: «Пожалуйста, немедленно позвоните. Фрэнсис».
Я уставился на неумолимые слова. Они могли означать только одно – произошла катастрофа. Непостижимость этого вторжения была ужасна. Фрэнсис адреса не знал. Кто-то его выяснил. Как? Кто? Наверно, Арнольд. Мы допустили неосторожность – в чем? Где? Когда? Какую-то роковую ошибку.
Арнольд уже на пути сюда, Фрэнсис пытается меня предупредить.
– Эй, – позвала Джулиан.
Я сказал: «Иду» – и вышел из уборной. Надо немедленно добраться до телефона, ничего не говоря Джулиан.
– Будем обедать, ладно? – сказала Джулиан. – А дрова привезем потом.
Она опять расстелила на столе синюю скатерть в белую клетку, на середину поставила кувшин с цветами, который неизменно убирала, когда мы садились за стол. У нас уже завелись свои привычки. Я сказал:
– Ты приготовь обед, а я доеду до гаража. Мне нужно сменить масло, заодно заправлюсь. Чтоб все было готово, если к вечеру соберемся куда-нибудь съездить.
– Можно ведь по дороге заехать, – сказала Джулиан.
– А вдруг закроют гараж. Или вдруг нам захочется поехать в другую сторону.
– Ну, тогда я с тобой.
– Нет, оставайся. Лучше пойди нарви кресс-салата. Я бы с удовольствием съел его за обедом.
– А, ну хорошо, ладно! Я возьму корзину. Не задерживайся. Она вприпрыжку убежала.
Я пошел к машине, но так волновался, что не мог ее завести. Наконец она завелась, и я тронулся с места – машина еле ползла, подскакивая на ухабах. Ближайшая деревня находилась там, где была большая церковь. Там уж наверняка есть телефон. Церковь стояла в стороне от деревни, ближе к морю, и я совсем не запомнил дороги, по которой мы приехали ночью. Я миновал гараж. Я подумал – не попросить ли у владельца разрешения позвонить, но неизвестно, есть ли у него отдельная кабинка. Миновав церковь, я свернул за угол и увидел деревенскую улицу и вдали на ней телефонную будку.
Я подъехал к ней. Будка, конечно, была занята. Девушка, жестикулируя и улыбаясь, повернулась ко мне спиной. Я ждал. Наконец дверь открылась. И тут я обнаружил, что у меня нет монеты. Потом не отвечала телефонная станция. Наконец я сумел добиться разговора за счет абонента. Я позвонил к себе домой, Фрэнсис сразу поднял трубку, и на другом конце провода послышалось какое-то бормотание.
– Фрэнсис, добрый день. Как вы меня нашли?
– Ах, Брэдли… Брэдли…
– Что случилось? Это Арнольд нас разыскал? Что вы там затеяли?