Черный принц
Шрифт:
Кругом были расставлены свечи, уютно потрескивал камин, отбрасывая на красный ковер живой оранжевый свет. Мягкие интонации Шейла были похожи на морскую качку. Ее голос становился то тише, то громче, накатывая и убывая, как пенящиеся волны. Рядом затаил дыхание Берек. Качка продолжалась, веки тяжелели. Темнота рассеивалась, и перед глазами вставали сцены завоеваний принца Фреодэрика в Нортуме: разрушение замка Монтегоро, горящие деревни, взятие Фёрна, тысячи черных солдат.
– Джек, ты спишь?
– Нет, – живо ответила я, продирая глаза.
Шейла мне не поверила, но прогонять не стала.
– Хорошо, тогда я продолжаю. И тогда Черный принц покинул Мортем. Долго он скитался по выжженной войной пустоши, и сердце его обливалось кровью, видя деревни, лишенные жизни. Было ему мучительно больно за то, что он сотворил
Слова ее зависли в воздухе, укрывая нас приятной сладостью, какой обладают притчи о раскаянии и прощении, и множество невысказанных смыслов пестрели вне нашего понимания, дразня мнимой близостью разгадки.
– Разве можно лишиться души и сохранить сердце? – тихо спросила я, стараясь не потерять уютное тепло ее заколдованного голоса. – Душа, она не в сердце?
– У человека, у валмирца, – да, – также тихо ответила Шейла. – Но неферу другие. Если пронзить их сердце, им будет больно, но они не умрут. Это потому, что их душа пребывает в другом месте.
– Тогда как они любят? Не сердцем?
– Как и все живые существа, – она несколько раз провела рукой по моим волосам. – Любовь соединяется в сердце с согласия разума и души.
– А если разлад? – спросил Берек.
– Тогда это не любовь, а влечение, – Шейла щелкнула его по носу и отправила нас спать.
В середине декабря выпал первый снег. Был урок естествознания, один из тех, где история, география и правоведение сплетаются в один ком, и сложно понять, где заканчивается одно и начинается другое. Берек бросил в меня скомканный листок и указал на окно. Я оглянулась и впервые в жизни увидела, как небо рассыпается белым пухом. Снег в этих краях был редким явлением.
– Итак, подведем итог сегодняшнего занятия. Территориально-административное деление империи совпадает с территориальными границами трех крупных автономий, – гувернер обвел указкой центр на карте. – Долум – центральная империя, административный центр империи, здесь живет император и большинство самых влиятельных семей Роя. На юге находится Сордис со своими рабовладельческими колониями и богатыми рудниками. Здесь, в северном княжестве Алладио, сосредоточена военная мощь империи. Территориальные границы также проводят границы экономические. Север является главным экспортером пушнины и мяса, на добыче полезных ископаемых на юге держится почти весь товарообмен с соседними странами. Центр – политически важная составляющая, которая контролирует жизнь всей страны. Главная резиденция Его Императорского Величества находится в столице Роя, Витэе.
Мужчина продолжал водил указкой по карте, занятый собой больше, чем нами.
– Учитель, какой вообще смысл в императоре, если у нас сословно-представительская монархия? – протянул Роберт.
– О, в этих словах сразу слышно герцогского сына! – мужчина обернулся и увидел, что на месте сидел один Роберт – мы с Береком припали к окну, высматривая липнущие к стеклу снежинки. – Джек, Берек! Что за поведение, сядьте на место!
Мелкие
На следующий день мы вместе с астрономом запускали метеорологический зонд, чтобы узнать погоду на ближайшую неделю. Сняв показания, он с добродушной усмешкой объявил, что к концу недели будет сильный снегопад, и мы стали ждать. Для Берека и Роберта это была не более чем простая забава, но я ждала с таким нетерпением, что не могла заснуть.
Белое одеяло накрыло землю за одну ночь. Едва открыв глаза, я услышала, как жалостливо скребется в окно тонкая ветка груши, придавленная слоем снега. Накинув первое, что попалось под руку, я выбежала во двор и уже на пороге увязла по самую голень. Земля, кусты, деревья – все красоты летних деньков были покрыты толстым слоем снега, серебрящимся в ослепительном свете. Завораживающая красота стеклянного мира, будто на века застывшего во времени, разлетелась вдребезги от мальчишеских голосов. Сложив ладонь козырьком, я попыталась разобрать очертания двух фигур, возившихся в искрящемся снегу.
– Эй, Джек! – Берек заметил меня и замахал рукой. – Ну и долго же ты спал!
– Вы могли бы меня разбудить! – крикнула я в ответ, просовывая руку в рукав полушубка.
Берек зачерпнул рукой снег и мощным броском кинул в мою сторону. Я отпрыгнула, и снежок разбился о ступеньку.
– Мы пытались, но нас Альфред развернул, – Роберт запустил в меня еще один снежок, и тот упал у порога лестницы.
Я улыбнулась и сбежала вниз. Снег радужно блестел и переливался. Рыхлый покров скрипнул под тяжестью сапога, и едва я сделала второй шаг, как в меня полетели снежки. Я спряталась за лысыми ветвистыми кустами и ответила не менее яростно. Уже через десять минут вся площадка перед домом была притоптана следами детских ног, и кое-где валялись обломанные сухие ветки. Я смеялась еще громче, когда Берек, целясь в меня, промахнулся и попал Роберту в лицо. Жестокая ругань, сменившаяся бессильной обидой, быстро погасила упоительный восторг. Роберт, гневно топча снег, собрался уходить, но заметив, что никто не торопится его останавливать, остался в стороне, портя своим видом веселую игру. Скоро он снова присоединился к нам. Мы не дразнили его. Таким уж он был человеком.
Потом, распаренные и уставшие, мы лежали на снегу голова к голове. Груди тяжело вздымались, и лица горели румянцем. Я чувствовала, как подкладку шапки, которую едва ли не насильно натянули на меня служанки, пропитывает горячий пот. Снова пошел снег. Он оседал на разгоряченных щеках и каплями стекал за воротник. Мы упоенно о чем-то говорили, перебивая друг друга и захлебываясь словами, над чем-то смеялись до сбитого дыхания и боли в животе, пока не вышел Альфред и не загнал нас в дом.
В начале февраля стало известно о скором возвращении герцога. Дом снова пришел в движение: чистились дорожки, вытряхивалась пыль, полировались столовые приборы. Горничные по третьему кругу проходились с тряпками по верхним створкам рам и щетками драили ванные чаши. Дворецкий проверял запасы продовольствия и чистоту посуды. На семейном ужине, накрытом на четырех человек с небывалой, избыточной роскошью, герцог рассказывал нам о своем путешествии в Контениум, которое ему пришлось предпринять после восстания на Партиците принца Гарольда, дяди действующего императора. Не так давно Рой выиграл кровопролитную войну, и выдвинул такие контрибуции, что Аксенсорем был вынужден отдать в жены императору принцессу. Это было унижение величия Звездного архипелага, и от него жители Роя приходили в восторг.
Вайрон был талантливым рассказчиком: его сильный голос увлекал за собой, делая истории захватывающими и динамичными, но все же больше он шутил, как шутит человек, не желающий рассказывать слишком много правды. За весь вечер он единожды взглянул мне в глаза. Черты его вмиг стали суровыми, и он отвернулся, отвлекшись на расспросы сыновей.
Тем же вечером Вайрон пришел ко мне в комнату.
– Ты никогда не думала, почему у тебя рыжие волосы?
Я вздрогнула, услышав непривычное обращение. Герцог отошел к окну и отвернулся, скрыв лицо. Мне вдруг представилось, как припухшие от недосыпа веки прикрывают его глаза, и Вайрон трет переносицу, стараясь не заснуть тут же у оконной рамы.