Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
– Что значит «подкатить»? – острожно уточнила Саша.
Оба, и Бабкин и Макар, синхронно покачали головами.
– Не надо тебе в это вдаваться, поверь.
Саша подумала и решила, что безопаснее поверить.
Илюшин легко вскочил с пола.
– Серега! Ты со мной работаешь?
– Шутишь, что ли, – проворчал задетый Бабкин. – Что за вопросы!
– Если предпочтешь рыбалку, я пойму.
– Так себе здесь рыбалка. Так что давай лучше пораскинем мозгами, кого обидела ваша старушенция.
– Где расположимся?
Бабкин огляделся.
– Здесь нам точно никто не помешает! – заверил он.
И тут раздался пронзительный, как вопль мартовского кота, звонок в дверь.
– Вы же это самое, – утвердительно сказал Олег Сысоев. – Детективы!
– Мы расследуем в основном случаи пропажи людей, – уточнил Илюшин, внимательно разглядывая гостя.
На ужине у Макара не было необходимости оценивать его, но первое впечатление он не мог не составить. «Феноменальный молчун. Флегматик. Долго запрягает, быстро едет. Уровень агрессии кажется, принудительно понижен. Потом так и привык. Что у него, бурная юность? Или сидел? Надо бы у Саши поинтересоваться».
Олег придвинулся со стулом ближе.
– У меня как раз невеста пропала.
«Где находится – знаю, но вытащить ее оттуда сам не могу», – подумал он.
Человек, сидящий в углу, пробурчал что-то невнятное. Его слова можно было трактовать в диапазоне от «не может быть!» до «мы так и поняли».
Саша ласково улыбнулась Олегу, и он слегка приободрился. Хоть один человек полностью на его стороне!
Дома творился бардак, Содом и Гоморра в одном флаконе. Это был хорошо взболтанный флакон, в который щедро сыпанули перца и соли. Сысоевы бранились, отчаянно обвиняли друг друга и тут же вставали на защиту тех, кого только что предлагали гильотинировать. То есть не вносили ничего принципиально нового в уже обкатанный репертуар.
В то же время Олегу чудилось нечто странное в поведении его родственников.
Смутная недосказанность витала в воздухе. Вернее, это была не недо-, а пере-сказанность: если прислушаться, то становилось ясно, то слишком много шумели, обвиняли и оправдывались. Как будто каждый хотел за ворохом словесного мусора что-то замаскировать.
Сысоевы были говорливы всегда. Любую проблему они встречали в крик. В этом отношении Олег был белой вороной в собственном семействе. «Не знаешь, что делать, – притормози и подумай», – полагал он. «Не знаешь, что делать, – поднимай шум!» – были уверены его родственники. Поэтому если Олегу казалось, что они говорят чересчур много, значит, никто из окружающих его людей вообще не замолкал.
Именно это он, запинаясь, и изложил приятелю Саши Стриженовой.
Сам приятель ему пришелся по душе. На ужине смотрел вокруг весело и восхищенно, с почти детским любопытством.
Олег не знал никого из прежней Галкиной жизни. И надо сказать, обрадовался, что у нее такие друзья.
Когда Галку забрали, в памяти выстрелило, кто этот Илюшин по профессии.
Сейчас, правда, перед ним сидел не совсем тот человек, которого Олег запомнил по злосчастному ужину. Во-первых, он казался старше. «Выпил, должно быть. – подумал Олег. – Похмелье у человека».
Во-вторых, озорство и детское любопытство с физиономии будто тряпкой стерли. И смотрел парень на Олега так, что Сысоеву внезапно вспомнилось, как пару лет назад его заставили в больнице глотать кишку, чтобы рассмотреть Олеговы внутренности.
Когда Олег изложил свое дело – что там излагать-то, две фразы! – все замолчали.
Саша молчала сочувственно.
Парень молчал критически (похоже, собирался отказать).
Мужик в углу молчал угрожающе.
Его Сысоев до сегодняшнего утра не встречал, только слышал, что друзья Галки привезли с собой третьего за компанию. Галка даже дом для него сняла, расстаралась.
Ну так теперь Олег рассмотрел, для кого она хлопотала. И мысленно сказал: «Ого!»
Во-первых, здоровый как лось. Да что там лось – медведь натуральный! Когда встал навстречу Олегу, оказалось, что на полголовы выше – а ведь Сысоев и сам не из карликов!
Во-вторых, ладонь стиснул во время рукопожатия так, что Олег поморщился. Мужик тут же извинился: прости, говорит, это я от всей души! Олег только сумел выдавить в ответ, что видать, широкая душа у тебя, дружище.
В-третьих, рожа нерасполагающая. Мрачная такая рожа, небритая, и с этой рожи зыркают на мир глубоко посаженные глаза.
Но самое главное случилось, когда Олегу налили кофе. После его обычного растворимого этот показался до жути крепким и горьким, как редька, к тому же здоровяк мелочиться не стал, сварил ему чуть ли не пол-литра. Сысоев сидел себе, потихоньку отхлебывал эту гадость. Волновался он сильно: не из-за того, что чувствовал себя не в своей тарелке, а из-за Галки. Должно быть, потому-то кофе у него и опрокинулся.
Чашка брякнулась набок так неудачно, что все пол-литра обжигающе горячей жидкости хлынули на колени Саше Стриженовой.
Та, бедная, даже вскрикнуть не успела: Макар Илюшин молниеносно ударил ногой по ножке ее стула, и Саша свалилась. Грохнулась бы она качественно! Капитально бы грохнулась, запоздало осознал Олег, если б небритый мужик не подхватил ее, как пушинку, возле самого пола. Подхватил – и отдернул в сторону.
На то место, где сидела Саша, полилась струя густого черного кофе. На все ушло не больше двух секунд.