Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
Илюшин усмехнулся:
– Прикинь комизм ситуации, если б сначала померла бабуся, а потом прикончили жениха сестры! Во ужин с невестой выдался!
Бабкин одобрительно гыгыкнул.
– Вы два грубых мужика! – с тоской констатировала Стриженова. – Люди мрут как мухи, а вам лишь бы смеяться.
– Один точно грубый, – согласился Сергей. – Вот сидит.
Утверждение его выглядело, мягко говоря, преувеличенным. Макар Илюшин был худощав, не слишком высок, физиономию имел симпатичную и обаятельную, а волосы русые и вихрастые, что придавало
В смысле физической силы Илюшин во всем уступал своему щедро одаренному природой другу.
Именно поэтому Бабкин пять лет назад сам взялся тренировать его. «Дохляк! – ругался он. – Слабак! Тебя бить будут, а ты даже не трепыхнешься!» «Трепыхнусь!» – сопротивлялся Илюшин и показывал руками, как будет трепыхаться. Он ненавидел спорт в любом виде, кроме бега на короткие дистанции.
«Убьют!» – орал Бабкин. «Удеру!» – настаивал Макар. «Куда ты удерешь? До ближайшего травмпункта?» «Если он будет в пределах ста метров!»
Сергей подошел к делу жестко. Он поставил условие: они работают с Макаром вместе с одним условием: Илюшин начинает заниматься под его, Бабкина, руководством. «Не хочу душевной боли, – мотивировал он свое требование. – Привяжусь к тебе, скотине, а тебя грохнут. Мне будет грустно».
Илюшин ходил два дня мрачный. Бабкин, взятый им в помощники для выполнения черной работы, очень быстро доказал свою незаменимость. А также то, что слов на ветер он не бросает.
На третий день Макар сдался. «Давай, терзай мою плоть, мучитель».
За четыре года «мучитель» не смог сделать из своего ученика чемпиона по ближнему бою и вообще никакого чемпиона сделать не смог. Перед ним и не стояла такая задача. «Если на тебя попрет придурок с ножом, ты должен уметь защититься. Если у него будет обрезок трубы, я хочу, чтобы ты остался жив и с непробитой башкой. Если их трое, из которых один боксер, выигрыш все равно должен остаться за тобой. Выигрыш в данном случае – это грамотно вырубить одного и свалить».
«А если их будет пятеро и со стволом?» – немедленно спросил Илюшин.
«Тогда пусть мочат тебя, – разрешил Бабкин. – Не повезло, значит».
По иронии судьбы именно боксер и подвернулся Макару Илюшину.
По той же иронии судьбы парень, меньше всего похожий на человека, от которого можно дождаться сдачи, вырубил Валеру Грабаря с первого же удара.
«С одного салатника! – похвастался Макар. – Серега, ты бы оценил».
Когда Валера Грабарь пришел в себя, над ним склонились два озабоченных женских лица и одно насмешливое мужское.
– Живой? – выдохнула Нина.
– Живой, – хмуро констатировала Рита.
– Салатник жалко, – сказало мужское лицо.
Валера пошевелил губами и остальной физиономией. Физиономия была на месте, но голова гудела крепко.
– Что ж ты… – укоризненно просипел он. – Я тебя пальцем не тронул.
Мужское лицо приятно улыбнулось.
– А бить надо до того, как тронут, – сообщило оно. – Задолго до! Ты ж спортсмен, должен понимать.
Дорога за калиткой осветилась фарами: приехала машина полиции, а за ней «Скорая», которых успел вызвать Макар Илюшин.
– Хлебников, Дмитрий Дмитриевич, – повторил следователь. Сверкала вспышка фотоаппарата, эксперт что-то диктовал лопоухому юноше, ходившему за ним по пятам с блокнотом, еще двое, почему-то в бахилах, перетаскивали в машину Елизавету Архиповну – в общем, атмосфера была самая деловая.
Следователь Хлебников имел до того вытянутое в длину лицо, словно целью его подбородка было встретиться с коленями. И подбородок, упорно следуя за мечтой, оттягивал остальную физиономию. Щеки пошли у него на поводу и тоже обвисли, нос поразмыслил и не стал сопротивляться. «Черт с вами», – согласились нижние веки и собрались в длинные мешочки. Один лишь лоб твердо удерживал позиции. Лоб у Дмитрия Дмитриевича был ровненький и будто бы по линейке отмеренный. Хлебников этим ровным лбом втайне гордился.
– Пудовкина, значит, Елизавета Архиповна?
– Пудовкина, – кивнула несчастная Нина.
– Матушка ваша?
Сысоева непроизвольно перекрестилась.
– Господь с вами.
«Будь она моей матушкой, я бы до таких лет и не дожила, в петлю б полезла», – читалось за ее импульсивным восклицанием.
– А кто? – нахмурился Дмитрий Дмитриевич.
– Тетка она мне. Двоюродная сестра матери покойной.
– Тоже покойной? – остро глянул следователь.
– Такая у нас семейка! – внезапно раздался хриплый рык Пахома Федоровича. – Все покойные, в кого ни плюнь!
Все дружно вывернули головы. Старец удовлетворенно пощипывал щетину.
– Дед – скончался! – отметил Пахом, очень довольный всеобщим вниманием. – Бабка – померла! Сестра ее – туда же! И племяшка отдала Богу душу. Псина – и та чуть не сдохла! – Он торжествующе оглядел присутствующих и закончил свою мысль: – Неладно что-то в датском королевстве!
Следователь быстро записывал.
– Где обычно Пахом Федорович проживает? – спросил Макар у Риты.
– В квартире своей, – процедила та. – С сиделкой. Которой мать с отцом платят, чтобы она за ним ухаживала.
«А лучше бы заплатили, чтобы она его подушкой придушила», – отчетливо слышалось в её интонациях.
– Так и запишем, – согласился Илюшин.
И Макар, к изумлению Саши, выудил откуда-то карманный блокнот и действительно принялся что-то лихо строчить не хуже следователя.
Дмитрию Хлебникову этот демарш не понравился. Он в довольно резкой форме попросил представиться.
– Илюшин, Макар Андреевич, – ласковым голосом, которым царица сообщала «Марфа Васильевна я», сказал Макар. – Юрист из Москвы.