Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
– Отметим, дамы!
– С утра начинаешь? – вознегодовала Нина.
Хрустальная стопка победоносно сверкнула в солнечном луче.
– В рамках борьбы с несовершенством этого мира, – осадил ее брат, закусывая петрушкой. – Зачем старуху позвала?
– Не звала я, сама она напросилась. Скучно ей.
Григорий некоторое время без выражения смотрел на сестру, а затем, ни слова не говоря, налил вторую порцию.
– Гриша!
Но было поздно. Со словами «за влюбленных» тот опрокинул стопку и жадно
– Ну, Григорий…
В обширном семействе Нины годами царил матриархат. Все жизненно важные решения принимались многочисленными елизаветами, тетьтанями и клавдиями. На откуп мужчинам отдавались мировая политика и футбол.
Тридцать лет назад юная Нина Лобанова, прогуливаясь по вокзалу, заметила у киоска с прессой тощенького ушастого лейтенанта и немедленно забрила его в мужья. Родня удивлялась и крутила пальцем у виска. Но в голове Нины зрели амбициозные планы. В мечтах видела она, как ее раздобревшему лейтенанту нашивают генеральские погоны, как чеканит он шаг в новеньком мундире, а сама она выступает рядом генеральшей в норковом манто.
Отчего-то именно манто ярче всего сияло перед Ниной, и манило, и нашептывало нежные глупости.
Однако в спонтанно родившемся плане таилась червоточина. Зловредного червяка воплощал сам без пяти минут генерал, Петр Сысоев, для домашних – Петруша.
Петруша был человеком смирным, покладистым и лишенным инициативной жилки в той же степени, насколько лишена ее тля, безропотно позволяющая доить себя муравьям. Вершины устремлений у лейтенанта Сысоева попросту не было: его желания представляли собой ровное плато. «Быть сытым и в тепле – что еще нужно человеку? – рассуждал Петруша. – Ну еще чтоб жена добрая и детки».
Нина попыталась укоренить в муже стремление к лучшей жизни. С тем же успехом можно было прививать ветку сакуры к арбузу. Тогда Нина сама выступила в роли главнокомандующего и отдала Петру приказ стремиться ввысь. Сысоев с тоской посмотрел в небеса и зажмурился. Нина раздала родне духовые инструменты и закатила скандал с увертюрой и ораторией. Сысоев упал на спину и притворился дохлым.
Нина испробовала все. Но стало ясно, что рожденный ползать ни летать, ни бежать, ни кувыркаться не станет.
Нина надеялась, что ее Петр – камень. А оказалось, что в кулаке у нее зажата горсть щебенки.
К чести Лобановой следует сказать, что она могла задушить мужа мутоновой шубой, так и не переродившейся в норковое манто, однако не сделала этого. Когда их семейную лодку после всех водопадов вынесло в спокойное русло, роли распределились так: на носу сидела Нина, указывала, куда грести, и сама же махала веслами. А Петруша лежал в лодке, улыбаясь, и целиком полагался на волю провидения и жены (причем жене доверял больше).
Расстановка эта имела для семейства Лобановых неожиданные последствия.
Получив твердый отпор от мужского представителя своего клана, женщины растерялись. «Хочу пить – и пью! – орал Григорий. – Обретаю свободу!»
С алкоголизмом сталкивались и прежде. Но впервые он был возведен в ранг политической программы.
«Пить или не пить? – провозглашал Григорий. – Что за вопрос!»
И пил.
Его даже стали уважать. Он сломал невидимую ограду. Вырвался из сыромятных пут женского владычества. Удрал с пастбища в дикие прерии. До него подобное удалось лишь деду Пахому, впавшему к старости в маразм. На эту территорию женщинам прохода не было.
– Значит, Елизавета явится! – Григорий нервно хохотнул. – Веселый семейный вечерок намечается! Этих-то сколько будет?
– Трое, – сухо ответила Нина.
– Первая – невестушка. А остальные? Папаша с маменькой?
– Родители у нее за границей. Подругу везет с мужем.
Григорий подкрутил ус и крякнул.
– Мужа – это она зря. Муж нам тут не нужен. Мы и сами справимся. Верно, бабоньки мои?
«Бабоньки» переглянулись. Очень уж странный тон был у Григория.
– С чем справимся, дядь Гриш? – осторожно спросила Рита.
– Ну как же… Встретить дорогих гостей, накормить, с родней познакомить.
Нина расслабилась. На какую-то секунду ей показалось, что брат лишь прикидывается ничего не понимающим. Нет, слава богу, и в самом деле не понимает. Мужчины – слепцы!
– Ритк, а Ритк, – позвал Григорий.
– М-м?
– А скажи-ка мне…
– Что, дядя Гриша?
– Ты веревочку уже приготовила?
Рита подняла на него недоумевающие глаза.
– Какую веревочку?
– А задушить эту красотку?
Вот тебе и раз, подумала Нина. Вот тебе и слепец.
Она быстро обернулась к двери – не подслушивает ли кто.
– С ума сошел! Что несешь-то?
– Не задушить? – удивился Григорий. – Топориком тюкнуть?
– Гриша!
– Молчу-молчу! – Он приложил палец к губам и сделал большие глаза. – Могила!
Рита вздрогнула.
– Я – могила! – захохотал ее дядюшка. – А ты что подумала?
Нина отложила разделочный нож и вытерла руки полотенцем. Григорий, почувствовав неладное, мигом подобрался и отступил на шаг.
– Гриш, давай-ка начистоту. Никто из нас этой свадьбе не радуется. И Олежку нам жалко – слов нет! Мы бы ему здесь хорошую девушку нашли. Но раз уж он решил жениться, мы мешать не будем. Правда, Рит?