Черный риелтор, или Квадратные метры жулья
Шрифт:
— Ну, вот мы и остались с тобой совсем одни, — подавленно заговорил он. — Взаймы никто больше давать не хочет, а последняя операция тебе не помогла. Правда, профессор сказал, что надо ехать в Израиль, но где взять на это денег, если я и так уже продал все, что мог? Кстати, забыл спросить: курить хочешь?
Оксана неуклюже кивнула, и тогда Игнат прикурил сигарету и поднес к ее губам. Маклерша несколько раз глубоко затянулась, закатывая глаза от удовольствия. Когда она замычала, Игнат понял, что жена накурилась, сунул сигарету себе в рот и покатил коляску дальше.
Проехав несколько метров, он продолжил
— А друг твой участковый все предлагает мне квартиру нашу продать. Говорит, продай ты эту квартиру и будут деньги на операцию. Выпишитесь, говорит, во Владимирскую область к какой-то там тетке его в деревенский дом, и езжайте в Израиль преспокойненько. Не знаю я, что нам дальше делать? Что с нами будет теперь? Но ты не бойся, я тебя не брошу. Я не такой. Жаль только, что ты не слушала меня раньше. А ведь я говорил тебе: не занимайся ты этими аферами с квартирами, не занимайся! Но ты меня не слушала. Думала, всех обдурить можно? Нет. Не всех. А то, что тебе по башке из-за кошелька дали, так в это я не верю. Это менты специально так говорят, чтобы не расследовать ничего. Чтобы не мучиться. А я-то как раз знаю — это тебя кто-то из обманутых клиентов уработал. Народный мститель, твою мать!..
На глазах экс-маклерши появились слезы. Они катились по изуродованному лицу, падая на парализованные руки, а Игнат вез жену в Ботанический сад МГУ — то самое место, где много лет назад они гуляли молодыми и влюбленными, не подозревая, что на свете есть суммы, превышающие зарплату в девяносто советских рублей, но при этом неведении они были безумно счастливыми…
Календарная весна уже наступила, но в Москве было по-зимнему холодно. Среди дефилирующей по перрону Курского вокзала публики шел Давыдович, держа за руку Лизу. Оба были одеты тепло и просто, являя собой весьма колоритных персонажей. Если Лиза в своем пуховом платке и валенках походила на девочку из блокадного Ленинграда, которая боялась расстаться с хозяйственной сумкой и дешевой куклой, прижатой к груди, то Давыдович в затертых кирзачах, несший через плечо походный мешок, напоминал ходока к Ленину. Они шли не спеша, но целеустремленно.
— Все-таки хорошо, что моя сеструня младшая жива и здорова. Тебе, внученька моя, она понравится, — ласково говорил дед.
— А как ее звать? — спросила девочка, немного отошедшая после потери матери.
— А звать ее Галя, ну ты ее можешь звать баба Галя. Да… как же она обрадовалась, когда я ей по телефону-то позвонил!
— Как? — хотелось знать Лизе.
— Она даже расплакалась от радости. Мы же с ней уже лет двадцать не виделись. Ну а как я сказал ей, что меня тут квартиры лишили, так она сразу звать нас к себе начала. Ох, как там хорошо у нее. Свое хозяйство. Дом большой и от моря недалеко. Про тебя я тоже рассказал.
— А что ты рассказал?
— Ну, что у меня теперича внучка есть любимая. А она и говорит: «Без внучки не приезжай! Не пущу без внучки!» Так и сказала. Вот такая она, моеная сеструня Галя.
— Дед, а скажи, какое оно, море? — спросила Лиза, снизу вверх поглядывая на счастливого Давыдовича.
— Море-то? Море — оно очень большое и красивое. Там даже берегов не видать. И тепло там, внученька, на море знаешь как?
— Как?
— Как в Африке, внученька, как в Африке, дорогая моя.
— Дед, а крокодилы в море есть? — серьезно спросила девочка.
— Да вроде нет. Точно нет. Там только дельфины да медузы разноцветный.
— Дед, а я плавать не умею! — виновато призналась Лиза.
— Не боись, я тебя научу. Я теперича тебя всему научу. Мы теперича с тобой не разлей вода. У нас ведь родней друг друга никого в этом мире и не осталося. Так что ты теперича ничего не боись… — с такой убежденностью произнес бывший алкоголик, что у самого на глазах навернулись слезы.
Они подошли к вагону, на котором висела табличка с надписью «Москва — Сочи» и Давыдович извлек из кармана своей телогрейки железнодорожные билеты, купленные неделю назад за вырученные деньги от проданного на дрова деревенского дома неподалеку от реки Упа. Он гордо протянул их проводнику, стоявшему у входа в вагон, и тот кивнул: дескать, входите. Давыдович и Лиза зашли в вагон и исчезли с московской земли.
Глава 17
«Сейчас она еще не готова узнать всей правды»
Как только состоялась сделка купли-продажи квартиры с условием одновременной покупки дешевой комнаты в районе Капотни, куда Маша должна была выписаться, Аркадий начал заниматься срочной распродажей мебели, некогда принадлежавшей Машиным родителям. Он делал это столь успешно, что к моменту получения зарегистрированных договоров удалось распродать большую часть обстановки. Маша беспрекословно выполняла все его указания. Со стороны даже могло показаться, что девушка находится под действием гипноза, но поскольку она практически ни с кем не общалась, то и грамотных советов ждать было не от кого. Маша уволилась с работы и с нетерпением ожидала дня отъезда из страны. Тем временем Аркадий позаботился о том, чтобы в ее загранпаспорте стояла шенгенская виза, дающая право на въезд во Францию.
Наконец-то настал момент получения денег из банковской ячейки, находившейся в депозитарии в Даевом переулке. Во второй половине дня Аркадий с Машей приехали на такси по указанному адресу, и наш герой разыграл хорошо знакомую сцену с некстати подвернувшейся ногой. Затем он дал указания девушке, что именно надо делать, и остался поджидать ее в машине с искривленной от «боли» физиономией. Продемонстрировав охране банковское соглашение, Маша прошла внутрь большого стеклянного здания и поднялась на второй этаж. Там, в центре оформления сделок, она получила зарегистрированные договора купли-продажи и уже с ними спустилась в подвальное помещение депозитария. Предъявив работнику банка все необходимые документы, Маша получила доступ к ячейке, взяла оттуда деньги и заспешила обратно к Аркадию.
А тому вдруг вспомнилась ужасная сцена недавней разборки с бандитами. Искаженные лица, брань, болезненные удары, выстрелы… выстрел в Митю, повторявшийся несколько раз подряд. Пули летели отовсюду и ударялись о Митино тело, оставляя после себя большие окровавленные раны. И как финал всего этого кошмара — окровавленный Митя, пристегнутый к сиденью «шкоды», медленно опускавшейся на дно озера. Неожиданно его мертвый друг поднял голову и, прижавшись лицом к боковому стеклу, принялся умолять: «Аркаша, друг! Не бросай меня здесь, не топи заживо! Не бери греха на душу, вытащи отсюда!»