Черный ростовщик
Шрифт:
Дон Луис сочувственно кивнул.
— Понимаю. Мне пришлось пойти на такую крайнюю меру, чтобы хоть как-то ограничить свободу передвижения этим негодяям.
— И вы уверены, что это поможет? — спросил Эспада. — Помимо порта и дорог есть эти скалы вокруг, а в них, как я убедился, полно тропинок. Если кому-то очень потребуется, он легко уйдет по ним.
— Уйти-то он уйдет, да далеко ли? — отмахнулся губернатор. — По суше так просто от погони не уйдешь. Вот море — совсем другое дело.
— Соглашусь с вами, — не стал спорить Эспада, хотя и придерживался иного мнения. — Да вот беда, до Картахены пешком
Дон Луис отрицательно покачал головой.
— Я бы с радостью пошел вам навстречу, но не могу. Пока вся эта история не кончится, простите — не могу.
Эспада поднялся.
— Что ж, в таком случае…
Он недоговорил. Губернатор вперил тяжелый взгляд в чашу и задумался. На смуглом лице явственно отразилась напряженная работа мысли. Некоторое время дон Луис как будто что-то прикидывал в уме, изредка поглядывая на своего гостя.
— Хм… А почему нет? — спросил губернатор сам у себя и, не услышав возражений, продолжил: — Возможно, я поспешил сказать «нет». Думаю, дон Себастьян, мы все-таки могли бы помочь друг другу, поэтому попрошу вас не торопиться с уходом.
Эспада опустился обратно на стул и вопросительно посмотрел на дона Луиса.
— Да, — сказал тот. — Разрешение я вам дать не могу, но на корабль вы попадете. Только не здесь, не в порту.
— А где же?
— В Пуэрто-Кабельо. Это поселение дальше к западу. Тоже на побережье.
— Далеко?
— Несколько дней пути. А по дороге я вас попрошу оказать мне одну маленькую услугу.
— Слушаю вас.
Задача оказалась не такой и сложной. Длинные вступления, предваряемые просьбой оказать услугу, нередко сводились к тому, что кто-то наступил или собирался наступить говорившему на больную мозоль, и надо было этому наглецу указать шпагой на его ошибки. О какой еще услуге можно попросить солдата? Разве что защитить от другого такого же со шпагой. Именно это губернатору и требовалось.
— Это падре Доминик, — говорил дон Луис. — Монах-доминиканец. Очень, скажу я вам, деятельная натура, хотя давно уже не молод. Обращает индейцев в истинную веру и много чего еще…
При словах «много чего еще» губернатор не удержался от горестного вздоха. Должно быть, беспокойный падре уже сидел у него в печенках. Оттуда, из губернаторских печенок, и надлежало сопроводить святого отца до озера с красивым названием Валенсия, где тот собирался основать миссию и нести дикарям Слово Божье прямо на их землях.
— Где это озеро? — деловито уточнил дон Себастьян.
— Примерно в двадцати лигах [25] к западу.
— Тоже к западу?
— Да. Там до Пуэрто-Кабельо рукой подать, озеро чуть дальше в глубь материка. Я бы его кораблем отправил, но сейчас боюсь подать пример. Одному разрешишь, потом никого не удержишь. Нет, по суше есть отличная дорога, и верхом вполне можно добраться даже быстрее, чем морем, но у падре будут с собой деньги на расходы.
25
Лига— старинная испанская мера длины, равная 4179,5 метра.
— Сумма приличная?
— На деревенскую церковь хватит. Сами понимаете, дон Себастьян, все эти бандиты и проходимцы могут ограбить святого отца, а с вами я был бы за него спокоен. Что скажете?
— Дело достойное, — кивнул Эспада.
— Вот и договорились, — обрадованно воскликнул губернатор. — А я, со своей стороны, дам указание капитану «Синко Эстрельяс» зайти за вами в Пуэрто-Кабельо и доставить вас в Картахену без всякой платы. Вы где остановились?
— Трактир называется «У Валерия». Это…
— Да-да, я знаю. Отдыхайте, я сам извещу падре, и завтра утром он сам за вами зайдет.
Не откладывая дела в долгий ящик, дон Луис вызвал своего секретаря, чтобы отдать соответствующие распоряжения, а Эспада воспользовался этим, чтобы откланяться. Каким бы ни был падре Доминик, губернатор даже не скрывал своего счастья при мысли, что, наконец, отделается от священника.
Вечерело. Солнце неспешно направлялось к горизонту. Тени вытянулись во всю свою длину и уже готовились раствориться в темноте. С востока задувал сильный ветер, изгоняя с улиц дневную жару. Крохотные пыльные смерчи закручивались над дорогой, стремительно пролетали несколько десятков шагов и без сил опадали обратно на землю. В губернаторском саду громко пересвистывались птицы, а по дорожкам прогуливались хмурые личности с мушкетами в руках и шпагами в ножнах. У некоторых за поясом торчали пистолеты или кинжалы, а порой и то и другое разом. Воздух посвежел, и многие из охранников кутались в плащи. Если кто-то верил в слухи о драгоценном камне, ему было достаточно одного взгляда на этих головорезов, чтобы, с одной стороны, укрепиться в своей вере, а с другой — понять, что есть и менее самоубийственные способы разбогатеть.
Эспада вышел за ворота, кинул взгляд по сторонам и вдруг увидел Ее! Прекрасная незнакомка стояла неподалеку, на углу, прислонившись спиной к стене. Она была в том же черном платье, только воротник сменила на более темный. На голову девушка набросила мантилью, но лицо оставалось открытым. Это лицо дон Себастьян узнал бы из тысячи подобных. Особенно когда она улыбалась.
Чтобы не привлекать к себе внимания, девушка стояла в тени кроны высокой пальмы. Ствол не мешал прекрасной незнакомке наблюдать за воротами губернаторского особняка, оставаясь неприметной. Дон Себастьян тоже прошел бы мимо, но тут налетевший порыв ветра качнул дерево, и тень девушки отделилась от тени пальмы, выдав ее присутствие. Прекрасная незнакомка тоже узнала вышедшего из ворот идальго и улыбнулась. Но тут пальма выпрямилась, и ее тень снова скрыла стройную фигуру девушки.
— Сеньорита! — воскликнул Эспада. — Подождите! Прошу вас, не исчезайте!
Придерживая шляпу, чтобы ее не сорвало ветром в неподходящий момент, дон Себастьян бросился к пальме, но за ней уже никого не было. За углом — тоже. Длинная узкая улочка была абсолютно пуста. Уже не спеша, чтобы ничего не пропустить, Эспада прошел ее до конца и не заметил ни одной щели, куда можно было бы юркнуть. Улочка была проходной, и ни одной двери на нее не выходило. Только стены домов, вплотную примыкавших друг к другу. Окна были только на вторых-третьих этажах, и все забраны решетками, а некоторые уже и ставнями закрыты.