Черный ростовщик
Шрифт:
— И поймите мое удивление, господа, — рассказывал он, пока гости располагались в удобных плетеных креслах в тени веранды. — Буквально не успел обойти усадьбу, как просто косяком потянулись дружки прежнего владельца. Причем такие бандитские рожи — один другого страшнее. Дела у них какие-то с ним. А я-то тут при чем?! И вот только одних спровадишь, уже следующие идут, и все при оружии. Я даже шпагу нацепил на всякий случай. Думал, вот сейчас еще кто придет — позову стражу. А тут вы, как по заказу! Вот я и набросился. Вы уж не сердитесь.
Гости заверили, что они все понимают и ничуть не в обиде. В дверях появился высокий негр с подносом в правой руке и полотенцем, перекинутым через
Поговорить он вообще любил. Пока суть да дело, Эспада успел сочинить вполне удобоваримую сказку о том, кто они и что тут делают, но ему так и не представился случай ее огласить. Де Вейнак разве что их именами поинтересовался, но и то исключительно из вежливости.
Дон Себастьян с ходу записал их с падре в голландцев из южных Нидерландов и, для пущей путаницы, представляясь, дословно перевел свою фамилию на немецкий язык. Вначале хотел на голландский, но им Эспада владел куда хуже французского и побоялся ошибиться. С немецким же все было точно. Сам Эспада им не владел вообще, но как-то один наемник из немцев в борьбе со скукой при осаде крепости перевел фамилии однополчан на родной язык.
Сам же де Вейнак, похоже, вообще не ведал, что такое скука. Он то и дело срывался с места, чтобы отдать работникам новые распоряжения или проконтролировать выполнение старых, а вернувшись, продолжал без умолку трещать о своих удачах и злоключениях. Все это было так перемешано, что иногда он и сам не понимал, когда радоваться, а когда огорчаться. Вот, к примеру, его последнее приобретение.
Деньги у плантатора были, но не так много, как просили за разработанную плантацию. Оставалось выкупить у правительства клочок земли и начать все с нуля, но тут вдруг повезло. Вот эта запущенная плантация была выставлена на продажу. Причем владение не маленькое, хоть и лоскутное. Как говорили в городе — самая первая плантация на острове. Увы, плантатор оказался неопытным энтузиастом, и на его полях росли только сорняки да индейцы. Последние его и угрохали, а наследники, чтобы расплатиться с долгами, заложили землю со всем, что на ней осталось, ростовщику. Обратно так и не выкупили, хотя прошло уже лет десять. Ростовщик плантацией совсем не занимался; расчищенные участки заросли кустарником, а кое-где заново поднялся лес. В общем, работы много.
— Вот этот Брамс и скинул цену, — закончил де Вейнак. — И, представляете, я как раз по деньгам и уложился, как планировал. Даже усадьбу смотреть не стал, я тут все равно все перестрою по-своему.
— Августе Брамс? — уточнил Эспада, когда ему представилась возможность вставить слово, не перебивая радушного хозяина.
Де Вейнак отхлебнул из своего бокала и одновременно энергично кивнул.
— Вы его знаете? — спросил он, наливая себе и гостям еще.
— Да, — кивнул падре. — И, по правде говоря, рекомендовали бы вам не связываться с ним, как бы вы ни нуждались в деньгах.
— Судя по его дружкам, вы правы, — согласился де Вейнак. — Но, к счастью, это пока что он нуждается в деньгах.
— Ростовщик нуждается в деньгах? — переспросил Эспада, удивленно приподняв бровь.
Как это ни удивительно, оказалось, что да. Причем настолько, что Брамс спешно распродавал все свое имущество на Мартинике. Встреча с де Вейнаком оказалась для ростовщика очень удачной. Тот купил и саму плантацию, и домик на склоне Мон-Пеле. Самый северный «лоскут» плантации располагался неподалеку от вулкана, и де Вейнак счел интересным иметь по усадьбе с обеих сторон своих владений. Планы у него были грандиозные. Помимо сахарного тростника, он собрался выращивать тут кофе и пряности, чем не занимался больше ни один плантатор на острове. Падре Доминик заметил, что, возможно, это неспроста, но де Вейнак только отмахнулся.
— Я справлюсь! — решительно заявил он.
Де Вейнак настолько в это верил, что выкупил у ростовщика и лавку в Ле-Франсуа, где собирался продавать эти пряности островитянам. Единственное, от чего отказался, — дом на окраине того же Ле-Франсуа. Даже не столько на окраине, а уже в предместьях, если такой мелкий городишко может иметь предместья. Жить де Вейнак там не собирался, а для каких еще нужд можно приспособить обветшавший домик на окраине — не представлял. Эспада сразу поинтересовался, где именно этот домик находится. Плантатор рассказал, но по ходу нашел время удивиться: зачем людям, не советующим никому иметь дело с Брамсом, знать, где того искать?
— Если знаешь, что в лесу ядовитая змея, — хорошо бы знать, где именно она прячется, чтобы не наступить ненароком, — с ходу сочинил дон Себастьян.
Де Вейнак согласно кивнул и легко подхватил новую тему. Общество там вообще жуть какое. Не горожане, а клубок гремучих змей. Едва Брамс с деньгами вышел за порог, де Вейнак имел возможность познакомиться с обитателями Ле-Франсуа, а познакомившись — засомневался, что сделка была такой выгодной, как казалась на первый взгляд. В Форт-де-Франсе поговаривали, что эти бандиты пользовались покровительством властей, потому и чувствовали себя на острове совершенно свободно. Падре Доминик успокоил плантатора, что по этому поводу можно не беспокоиться. Власти покровительствовали пиратам лишь до той поры, пока те обходили стороной французских граждан. А кто забылся, того как раз сегодня вешать собирались.
Плантатор просиял и пустился в долгий рассказ о своих грандиозных планах, изложение которых вполне можно опустить, потому как одному человеку осилить столько жизни все равно не хватит.
Было уже около трех часов дня, когда красноречие хозяина начало иссякать и отдохнувшие гости откланялись. Де Вейнак с удовольствием предложил бы им лошадей, но, увы, лошадь у него была всего одна, да и та при ближайшем рассмотрении оказалась старым вьючным мулом. Испанцы заверили плантатора, что хорошая прогулка — это именно то, что им нужно, и откланялись окончательно. Лошади, конечно, пришлись бы кстати, но и три оставшиеся лиги для тех, кто привык мерить их шагами, — не такое большое расстояние. Так что даже с парой привалов — один раз в тени деревьев, а другой рядом с живописным водопадом — испанцы уже в начале шестого были в Ле-Франсуа.
По размерам Ле-Франсуа не слишком подходил под эпитет «городишко». Площадь он занимал вполне приличную. Другое дело — внешний вид. Маленькие бревенчатые хижины, тростниковые навесы и тому подобные конструкции — половину из которых нельзя назвать зданиями, не погрешив против истины, — мало подходили для поселения, именуемого городом. Ле-Франсуа выглядел как большой походный лагерь, со временем превратившийся в постоянное поселение. Кстати, и его обитатели соответствовали этому же образу. Численно преобладали мужчины, причем вооруженные. Женщин было мало, и, насколько мог судить дон Себастьян, ни одной благородной дамы среди них не наблюдалось. Пару раз мимо пробежали стайки босоногих чумазых ребятишек. Вполне обычная картина для давно вросшего в землю полка. Правда, солдаты редко одевались столь вычурно, как некоторые из здешнего сообщества, но, опять-таки, и держались эти франты так, что сразу было ясно: они не из рядовых пиратов. Скорее, из капитанов.